Маргит Сандему - Томление Страница 20

— Да. Но я ничего тебе не скажу.

— Спасибо вам! Однажды я подумала, что преодолела в себе это чувство — когда они говорили о предполагаемом ребенке. Но после этого стало только хуже. Когда он смотрит на меня своими темными глазами и улыбается мне так, словно я для него что-то значу, то сердце у меня замирает от счастья.

— Да, все это было мне знакомо в юные годы, — улыбнулась Силье. — Когда я была безнадежно влюблена в Тенгеля.

— Так что вы понимаете, что мне вовсе не пристало сидеть и лить слезы на свадьбе у молодых. Я знаю, что он никогда не видел во мне будущую свою жену, но ведь сердце такое глупое…

— Ты права, девочка, — похлопала Силье ее по плечу. — Сердце редко слушается голоса разума, так уж оно устроено!

— Баронесса Мейден попросила меня быть с Суннивой как можно чаще во время ее беременности, — устало продолжала Ирья. — Я, конечно же, согласилась, ведь мы с Суннивой и Таральдом всегда были хорошими друзьями. Но мне страшно за себя, мое бедное сердце не выдержит этого. Подумайте только, а вдруг я расплачусь?

Силье никак не ожидала, что «баронесса Мейден» — это ее собственная дочь Лив.

— Если тебе будет слишком тяжело, то сошлись на меня. Скажи им, что я нуждаюсь в твоей помощи.

— Благодарю вас, госпожа Силье. Конечно же, я очень хотела бы помочь нашей милой Сунниве. И похоже, она очень рассчитывает на меня.

— Этого и следовало ожидать, — ответила Силье. — Ведь ты такая добрая душа, Ирья. Тенгель так любит тебя.

— Это правда? — вспыхнула Ирья.

— Разумеется! Я даже хотела бы… Нет, этого говорить не следует.

— Что именно?

— Нет-нет, это не так, мы очень рады Сунниве.

Ирья была не так глупа, чтобы не понять недомолвки Силье. И девушка поспешила отвернуться, чтобы скрыть выражение своего лица.

— Я боролась с собой и пыталась победить в себе это чувство, — сказала она. — Так глупо, что я краснею и меняюсь в лице, как только увижу Таральда, влюбленного совсем в другую девушку. Который, к тому же, собирается жениться на ней и уже является отцом ее ребенка. Который, простите меня за откровенность, покоится на ее руке по ночам. Я никогда и не предполагала, что окажусь настолько неразумной. О госпожа Силье, я даже пыталась обратить внимание на других парней, независимо от своего желания. Но сердце мое противится этому. И я начинаю сама себя ненавидеть.

— Милая Ирья, — растроганно проговорила Силье, глядя на взволнованную девушку. — Главное в том, что ты слишком хороша для такого повесы, как мой собственный внук! Что же нам обеим делать дальше?

— Не знаю, что и придумать! — ответила Ирья. — Но то, что я слишком хороша для Таральда… нет, это неправда! Никто не достоин его!

— Нет, не преувеличивай его достоинств, Ирья! Если говорить правду, то он и Суннива — из тех, кто больше всего тревожит меня.

— Они просто еще очень молоды!

— Но ведь и ты так же молода.

— Вы считаете, что я умнее их? — заулыбалась Ирья.

Силье улыбнулась ей в ответ.

Суннива легко переносила беременность. Иногда ей бывало тяжело, но она скрывала свое состояние от других. Она категорически отказывалась принимать какие бы то ни было лекарства из опасения, что Тенгель повредит ее будущему ребенку. И втайне от окружающих свалила всю работу на Ирью, которая практически жила в Гростенсхольме всю зиму и весну. И так как Суннива бездельничала целыми днями, то она, разумеется, выглядела свежей и здоровой.

А затем случилось то, чего больше всего боялся Тенгель: снадобье, которое он все же подмешал Сунниве в еду и которое должно было убить плод, не подействовало. Суннива и сама победила все ухищрения своей матери, появившись на свет, хотя для Соль она была нежеланным ребенком. И теперь казалось, что ее собственный ребенок с такой же жаждой жизни превозмогает любые обстоятельства.

Тенгель ничего не мог с этим поделать. Ему оставалось только ждать и надеяться.

6

Сесилия молча сидела в своей спальне в одном из многочисленных дворцов короля Дании — Фредриксборге — и непонимающе перечитывала письмо от матери.

Бабушка и дедушка умерли?

И она не успела повидать их!

Дорогая бабушка Шарлотта — всегда такая жизнерадостная и деятельная. Невозможно представить себе, что она умерла!

Сесилия ощутила всю невосполнимость утраты, и пустота давила на сердце. Но это было правдой, и жестокое известие не оставляло никаких надежд. Она неотвязно думала об умерших.

А дедушка Якоб! Сесилия знала, что он был ей не родным, и все же он очень много значил в жизни своих внуков. И Сесилия сама часто спрашивала у него совета и искала поддержки. Якоб всегда был такой большой, надежный и добрый. Часто люди не очень-то замечали его, он постоянно находился как бы в тени своей неутомимой жены. Однако в самих семейных делах Якоб решал многие вопросы, и усадьба Гростенсхольм была многим ему обязана. Пока он управлял имением, все жили в достатке и ни в чем не испытывали нужды. Он всегда с удовольствием занимался хозяйственными делами, и благодаря его трудолюбию все в усадьбе шло как по маслу.

И вот он умер.

Отец, оказывается, тоже был болен, да и Ирья заразилась чумой. Но они оба выжили. «Какое счастье, что ты уехала из дома, — писала мать. — Хотя в общем-то эпидемия не представляла для тебя особой опасности, ибо мы, Люди Льда, всегда выживали».

Сесилию внезапно охватила жгучая тоска по дому. Это повторяется все чаще!

Жизнь в Дании оказалась совсем не той, что она себе представляла. Она почти никуда не выходила из большого королевского дворца. Ранние зимние сумерки медленно сгущались над леденяще-серым островом Зеландией, многие вечера девушка проводила, сжавшись в комочек в кресле у камина.

Она была совсем одна в этой части дворца. И только две малышки спали рядом, по соседству с ее комнатой. Королевская прислуга находилась в другом крыле. В этот вечер госпожа Кирстен давала бал, и там собрались все придворные и гости. Короля Кристиана во дворце не было.

Комната Сесилии была обставлена тяжелой парадной мебелью в стиле Ренессанса. Повсюду — темное, поблескивающее дерево. Слуги говорили, что в этой части дворца водятся привидения. Приятная компания, с иронией думала Сесилия. Ее это смешило, но все же она боялась оставаться одна.

А теперь, когда пришло письмо с печальным известием о смерти двух близких людей, Сесилия и вовсе пала духом.

Те обязанности, которые она исполняла во дворце, тоже оказались ей совсем не по вкусу.

Столкновения с прислугой происходили каждый день. Да и с самой госпожой Кирстен разговаривать было не легко. Она была всего на три года старше Сесилии и в высшей степени надменна. И худшее состояло в том, что с маленькой Анной Катариной обходились слишком сурово. Сколько раз Сесилии приходилось утешать бедного ребенка! Софи Элизабет была младшей и не ее не пороли, но Сесилия опасалась, что как только девочка подрастет, то дело дойдет и до нее тоже. Сама Сесилия никогда не видела подобных жестокостей в родительском доме. Да еще чтобы пороли таких малышей! Разве можно наказывать трехлетнего ребенка! Сесилия постоянно вставала на защиту детей, но окружающие смотрели на нее с непониманием.