Галина Романова - Властимир Страница 20

Буян обрадовался, и тотчас же гладь озера, синь неба над ним, леса и ивы вдоль берега стали величайшим богатством, которое он готов был подарить Прогневе, ставшей для него единственной во всем свете.

Он мог петь везде и всегда, с гуслями и без них, новые песни и старые, но та, что родилась сейчас, была совсем новая:

То не свет-заря разливается,То не солнышко с ясным месяцем,То на холм высок поднимаетсяМоя Ладушка, красна девица.От красы ее травы клонятсяДа роса блестит скатным жемчугом.Поглядит она — птицы радуются,Для нее поют песни звонкие:Уж ты Ладушка, красна девица!Присушила ты добра молодца,Присушила ты красотой своей,Приневолила сердце вольное.

Когда он замолк, Прогнева вздрогнула и огляделась. Ее поразило, какая на озере наступила тишина. К берегу приплыли утки, чирки и гуси. На ветвях кустов расселись птахи мелкие, а поодаль, по глади озера, словно тени русалок, невесть откуда взявшись, скользили два лебедя. Даже жеребцы положили головы на спины друг другу и застыли, прикрыв глаза. Только ветерок перебирал молодую листву.

Заглянув в глаза Прогневы, Буян широко улыбнулся и поднял с мостков ведро.

В самую последнюю минуту Прогнева обогнала его и пошла впереди, прямая и гордая, чтобы гусляр не возгордился, что, спев лишь раз, уже покорил ее, пусть и песней, спетой явно для нее одной. Так они и пошли обратно в деревню: впереди — Прогнева, за нею — Буян с ведром, а за ним — два коня.

Веденея сразу взялась за дело, только мельком осмотрев ногу князя. Она не сказала ему ничего, чтобы не знал и не волновался раньше времени, но Буян и привычная к делам сестры Прогнева догадались, что дела Властимира плохи и будут еще хуже, если не помочь немедленно.

За домом у Веденеи была маленькая банька — в ней она помогала роженицам, если роды были трудными, отпаривала язвы и обморожения. Там всегда было чисто вымыто ключевой водой с корнем папоротника и полыни, был запас травяных настоев и веников из ветвей березы и дуба.

Нагрев воды, Веденея с помощью Буяна и Прогневы, некстати разрумянившихся и не глядевших друг на друга, отвела туда Властимира и усадила его на лавку, велев снять одежду.

Оставшись в одном исподнем, князь сидел на лавке, с интересом оглядывая закопченные стены, обмазанный глиной очаг в центре комнатки, на котором на огне закипало два котла воды, и развешанные по стенам веники и пучки трав. Маленькое единственное окошко, затянутое пузырем, почти не пропускало света. От пара уже было жарко и душно, кружилась голова.

Вошел Буян с двумя ведрами воды из колодца, поставил их у входа и уже открыл рот, чтобы что-то спросить у Веденеи, но та бросилась к нему и вытолкнула прочь:

— Иди, иди, не мешайся!

Уже в дверях гусляр поймал взгляд князя, подмигнул ему весело и вышел. Веденея заперла дверь на щеколду.

Только когда дверь закрылась, Властимир заметил, что они с Веденеей остались одни. Девушка скинула верхнюю ру-, баху, оставшись в длинной белой рядине с открытыми руками, распустила волосы с неслышным для Властимира приговором и стала бросать в кипящую воду то щепотку, то целый пучок разных трав. К каждой она обращалась по имени и просила ее отдать силы на доброе дело. Князь сидел на лавке, вытянув ноющую ногу, и молча смотрел на ее приготовления.

Обмакнув в воду сухой березовый веник, Веденея помешала им в котле, потом, подхватив одно из принесенных Буяном ве-дер, плеснула на камни очага. Вода зашипела, превращаясь в пар. Все скрылось в нем. Властимир почувствовал, как привычно ударил в лицо жар, тело начало потеть, запахло травами.

— Ляг, князь, — мягко сказала Веденея. — Но прежде испей-ка!

Она подошла, с поклоном подала чашу, над которой вился горячий пар. От напитка так сильно и пряно пахло, что в жизни не пивший ни одного лекарства Властимир подозрительно поморщился:

— Что это?

— Целебный отвар. Не бойся, княже, он поможет!

Он принял чару, стараясь не дышать, и единым духом, как зелено вино, осушил ее.

Словно огонь прошелся по всем жилам. Ему показалось, что, если он сейчас выдохнет, изо рта полыхнет пламя. От внутреннего жара он закашлялся, и Веденея велела ему лечь.

Что-то в отваре было подмешано особенное, потому что Властимир смутно, как сквозь сон, чувствовал руки Веденеи, касающиеся его то ласково и нежно, так что дух захватывало, то сильно и грубо, разом вырывая из сладкого дурмана. Он словно о чужой ноге догадывался — знахарка что-то делает с ней, промывает рану, удаляет гной, снимает отек. Глухо, через клубы пара, доносился тихий голос ворожеи-исцелительющы:

— Ты пади-уйди, стынь болотная, улети-растай, словно синей весной. Разомкни ты, стынь, когти крепкие, убери ты, стынь, зубы острые. Отпусти ты, стынь, руду-кровушку, руду-кровушку течь из ранушки…

Властимиру было жарко и трудно дышать. Снаружи его волнами охватывал пар и духота, внутри бродил огонь. Но горячее всего было раненой ноге. Ее словно раздирали раскаленные клещи. Князь не открывал глаз и не видел, что происходит на самом деле, но ему казалось, что раскаленный нож раз за разом входит в самую рану и пластает ее, добираясь до кости. Последний раз такую боль князь испытывал много лет назад, когда его помял медведь.

В ноге что-то зашевелилось. Оно росло в ней, как зерно в земле, и двигалось к поверхности, буравя кожу медленно, продлевая пытку. А мягкие руки уже не несли облегчения, они словно стремились оторвать ногу.

Слышно было, как Веденея отошла, потом вернулась, и на рану полилась горячая вода, расточавшая запах трав. Князю показалось, как что-та внутри раны злобно вскрикнуло и отпрянуло, забираясь поглубже.

— Терпи, князь, терпи, — услышал он далекий голос Веденеи, в котором звучало волнение и нетерпение. — Выходит… Ты пади-уйди, стынь болотная. Ты пади-уйди во сыру землю, во сыру землю да в болотину. А уж в той земле да в болотине чист ручей течет с ключевой водой. Ты пади-уйди, стынь, в ручей-воду, унесет ручей тебя вон с земли. Вон с земли твердой, в море-океан, в море-океан на остров Буян. Как на острове том Алатырь-камень, камень бел-горяч лежит выше туч. Как на камне том да Зоря сидит, да Зоря сидит, за землей следит. Омакнет Зоря руку белую да в ручей-воду, в стынь болотную, да возьмет ее, стынь болотную, да под камень тот и запрячет ее. И лежать ей там, на том острове, пока камень тот неподъемлем есть. А поднимет кто камень Алатырь, так вернется и стынь болотная! И на это есть слово крепкое, слово крепкое, слово верное…

Словно ножом полоснуло по ране. Радостно вскрикнула Веденея, а в следующую секунду на ногу с шипением плеснул такой огонь, что Властимир не выдержал и вскрикнул.