Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – фрейграф Страница 20

– Богатые караванщики, – сказала она потухшим голосом, – во всем обвинили моего отца.

– У сильного всегда бессильный виноват, – сказал я, почесал голову и сказал гордо: – Сам придумал. Ну, почти. Здесь.

Она сказала потерянно:

– Как будто он мог знать, что на дороге вдруг появится дракон!

– Красавец и умница, – вставил я. – И в знак дикого восторга мне подарили тебя. Это же так понятно!

Она бросила на меня злой взгляд.

– Что ты за…

– Не отвлекайся, – сказал я благожелательно, – потом расскажешь, какой я замечательный. Что было дальше?

Она тяжело вздохнула.

– Отец оправдывался, как мог, но они велели схватить меня и отдать чудовищу… в надежде, что тот взамен даст приблизиться к воде. Так и получилось. Думаю, они счастливы. Но отец мой может не пережить такого тяжкого горя…

Я ощутил сильнейший укол совести, о таком повороте как-то не думал.

– А чего ты потащилась с отцом? – спросил я грубо. – Это неженское дело.

Она пожала плечами:

– У бедных многое из неженского становится женским. Я сильная, отцу была нужна моя помощь. Да и сама не люблю сидеть на месте.

– Это заметно, – проворчал я.

Она вскинула брови.

– Что?

– Что не любишь сидеть дома, – пояснил я, – и ждать, когда тебя кто-то возьмет замуж. Но что делать, мир таков. Женщина должна сидеть дома и сопеть в тряпочку.

Она возразила с негодованием:

– Я не такая!

– Да вижу, вижу… Не трудно в мужском мире?

Она с самым независимым видом покачала головой.

– Зато интересно. Я не люблю сидеть сложа руки. А у мужчин всегда есть работа, есть занятия.

Она сидела ровно, спина прямая, взгляд гордый, уже позабыв, что я и есть то самое чудовище, нельзя все время жить в страхе, хотя некоторые люди живут, но такие и живут недолго, и существование их назвать жизнью трудно.

– Отважная ты, – признал я. – Вылезай, что мы разговариваем через порог?

– А что, у драконов это плохая примета?

– Мы в приметы не верим, – сообщил я. Подумал, уточнил: – Приметы – для слабых.

Она посмотрела с удивлением, покачала головой.

– У людей тоже только слабые верят в приметы… А ты откуда такое знаешь?

Я широко зевнув, показав огромную пасть и длинные, как ножи, острые зубы.

– Да как-то сожрал одного… – сообщил я небрежно, – философа. Теперь вот маюсь.

Она зябко поежилась.

– Ужасно. Но так можно стать самым умным на свете!

Я прорычал недовольно:

– Вот-вот. А кому это надо? От ума одно горе и много неприятностей. Потому стараюсь мужчин не жрать, вдруг попадется умный? Другое дело – женщины. Все дуры, это хорошо. К тому же дуры вкуснее.

Она подумала, сказала решительно:

– Вообще-то я умная.

– Не бреши, – сказал я равнодушно.

– Почему это я вру?

– Красивая, – сказал я.

Она удивленно вскинула брови.

– Ну и что?

– Значит, – объяснил я, – дура. У вас либо умная, либо красивая. А раз красивая…

Она посмотрела на меня с недоверием.

– Я?.. Никто мне такого не говорил.

– Я говорю.

Она некоторое время смотрела на мою морду, в мои ящеричьи глаза, наконец взгляд ее потух.

– Да, – проговорила она надломленным голосом, – если на взгляд рептилии с крыльями, то да, наверное…

Я зевнул и сказал с удовлетворением:

– Ну вот и доказательство, что дура. Только круглая, просто круглейшая дура не видит, что ты красивая… так что давай откармливайся побыстрее. Скоро есть тебя будем.

Она умолкла, глядя на меня озадаченно, а я снова закрыл глаза. Плечи все еще ноют, это от повторных сетов полета выделяется молочная кислота. Мышцы растут и укрепляются, но растут не во время тренировки, как думают дураки, а во время отдыха, так что я лежал, прислушиваясь к блаженному ощущению ремонта во всем теле, когда крохотные бригады укрепляют мышцы и сухожилия, смазывают суставы, расширяют каналы связи по нервам.

Расположился я далеко от входа в ее каморку, ленивый и расслабленный, глаза прикрыл, вроде бы дремлю, и она решилась выдвинуться на пару шагов, чтобы сгрести выкатившиеся из костра крупные угли обратно. Я этого момента дожидался долго и терпеливо: кончик моего хвоста бесшумно уперся в огромную глыбу камня вблизи входа в ее норку, та заскрипела просто предательски и поползла медленно, как королева на эшафот.

Мириам в страхе оглянулась, но камень уже передвинулся и наглухо перекрыл ей вход в убежище. Она застыла в страхе, разом поняв мое коварство и свою беспечность.

Глава 8

Я лениво открыл оба глаза, поднял голову, зевнул, снова показав красивую пасть и просто прекрасные длинные зубы, огромные и длинные, как лучшие в мире кинжалы.

– Что? – спросил я с драконьим удивлением. – А-а-а… понял-понял. Извини, это нечаянно… Сама знаешь, как это бывает: глаза боятся, а руки делают…

Она промолчала, справедливо предполагая, что у подлого дракона подлая драконья игра, нечестная и коварная. Я поднялся и, медленно шагая на всех четырех, все еще сонный и расслабленный, подошел к ней. Она вскинула голову и, не пытаясь бежать, бесполезно, взглянула мне в огромные драконьи глазища гордо и бесстрашно.

Я смотрел мимо, лапой легко отодвинул камень на прежнее место.

– Ты хотела, – прогрохотал я, смягчая голос, – в норку?

Она медленно, очень медленно повернула голову. Боковым взглядом увидела, что вход открыт, но все еще страшилась двигаться, с моей стороны такое может быть жестокой игрой, вот прямо сейчас схвачу…

Я попятился, она неверящим взглядом наблюдала, как я отступил на шаг, на два, на три, а каждый мой шаг равен ее пяти, потом и вовсе лег, свернувшись в клубок. Ну, как мог.

Она с легким вскриком метнулась в спасительное убежище, прижалась там к стене. Я слышал, как что-то выкрикивает, явно называет себя дурой, что так увлеклась, и как хорошо, что дракон еще больший дурак, просто редкостный…

– Ну и сиди там, – буркнул я. – Обещаю туда не… лезть.

– Спасибо, – проговорила она с трудом.

– Хотя мог бы, – сказал я на всякий случай, женщины дуры, им нужно все объяснять подробно, – думаешь, я тебя там не достал бы?

Она заметно побледнела, спросила слабо:

– К-к-ак?

Я прорычал:

– Да вот так…

Она застыла, когда я просунул в щель лапу. До противоположной стены, правда, не достал, но это потому, что все четыре у меня короткие и мощные. Я сделал усилие, сосредоточился, снова надулся, заставляя кровотоки понести питательные вещества и все, что нужно, в зависшую в воздухе лапу.

Добавил я ей длины чуть-чуть, но этого хватило, когти проскрипели по стене, посыпалась крошка.

Тут же раздался женский вопль:

– Не надо!

Я задержал лапу в воздухе.

– Теперь веришь?