Далия Трускиновская - Домовые Страница 20

Впрочем, возни с ними хватило…

Сторожа никак не хотели понимать, что теперь они уже покойники. Очнувшись ночью и выругав тех своих сотоварищей, что бросили их в лесу, сторожа засобирались домой. Деду Разе обещали дать по шее, если не перестанет путаться в ногах.

— Да вот же вы, вот! — дед, чуть не плача, тыкал пальцем в обрушенный берег. Наконец сторожа, чье зрение было уже не плотским, бренным, а бессмертным и проникновенным, увидели сквозь землю два погребенных неживых тела.

Осознав, что домом их стал берег ручья, к тому же — вечным домом, оба молодца полезли в драку — решили наконец выяснить, кто в этом безобразии виноват. Навешав друг другу бестелесных тумаков и запыхавшись, они поняли — все бесполезно! Один принялся громко и замысловато выражаться, другой сел и заплакал. Тогда дед Разя выбрался из кустов и принялся обоих утешать.

— А клад-то сторожить — разлюбезное дело! — объяснял он. — От всех в лесу уважение. Кто ни сунется — хоть что с ним делай, ты перед законом чист!

О том, что сам он в силу дурацкого заклятия ни в каких сторожах не нуждается, дед благоразумно умолчал.

— Так ты, выходит, тут основной? — догадались молодцы.

— А кто ж еще! — дед, понятно, приосанился и выставил бороденку позадорнее. — Меня сам Степан Тимофеевич клал! Не абы кто!

— Степан? Тимофеевич? Это из которых? — недоверчиво спросил один сторож.

— Это синякинская группировка. У них там папу Степаном звали, — отвечал другой. — Так ты под синяками, что ли, ходишь?

Дед вытаращился, как не случалось ему таращиться за три сотни лет лесного житья.

— Чему вас только отцы-матери учили?! — горестно возопил он. — Ироды неотесанные! Аспиды бестолковые!

Молодцы переглянулись.

— Ну, ты объясни по-человечески, что ли?..

Дед усадил сторожей перед собой и принялся объяснять.

— Степан Тимофеевич лихой казак был! Собрал таких, как вы, молодцов, посадил на струги — и вниз по Волге! Понизовые города брать!

— С братвой, что ли? — обрадовались сторожа.

— И брал он там золото и серебро, и жемчуг кафимский, и лалы персидские, и бирюзу, и самоцветы, и шелка, и парчу!.. — закатив глаза, перечислял дед. — А бусурманов в воду спускал! Всех топил, кто попадется!

Насчет золота и бусурманов молодцам понравилось.

— У нас тут и свои бусурманы имеются. Алмазка да Бахтеярка. Выбьем их из леса вон — сами хозяевами будем! — сам себя от восторга плохо разумея, неистово соблазнял дед.

— Выбьем! — согласились сторожа. А над чем хозяевами — спросить позабыли. Дед же, в котором внезапно проснулась государственная мудрость, им этого растолковывать не стал.

— А мы-то его жалели! Мы ему ни в чем не перечили! Думали — раз он из нас самый бедненький!..

— Это кто из вас самый бедненький?! Степана Тимофеича клад?!.

Попытка деда Рази прийти к власти в лесу напоролась на яростное возмущение Кубышечки. И переговоры свелись к бешеной ругани между ними двумя. Елисей, Бахтеяр-Сундук и Алмазка, с одной стороны, стояли понурившись. Они продумывали слова деда об исторической справедливости — кто его знает, а вдруг и впрямь к нему великий атаман руку приложил, вот ведь и сторожа объявились, так, стало быть, он-то в итоге и должен сделаться главным. Еще их наконец-то смутили заявления о бусурманах, которым не место в лесу, где пребывать изволит клад Степана Тимофеевича. Одна только Кубышечка ничего не обмозговывала, а лезла в склоку отчаянно и бесстрашно.

А два сторожа, с другой стороны, стояли хмуро, всем видом показывая, что сила — в их мускулистых руках. Дед, правда, до того уже договорился, что и сторожей уложил с ним рядом Степан Тимофеевич. Но, поскольку он не сумел объяснить своему приобретению, когда жил и сколько лет назад погиб позорной смертью обожаемый им атаман, то приобретение и не возражало. Одна лишь Кубышечка, помнившая то бунташное время, попыталась втолковать присутствующим, что разинские молодцы в черной коже среди лета не хаживали, бород не брили, потому что без бород — одни скопцы, с саблей чуть ли не спали в обнимку, а у этих сабли — где?.. Но сторожа половину из того, что она прокричала, не уразумели, вторая же половина их не смутила — мало ли чего рыжая дура наврет?

В чем будет заключаться дедова власть над лесом — тоже никто спросить не догадался. Власть имеет смысл тогда, когда подчиненные делают что-то для пользы хозяина. Другой лес завоевывают, к примеру, или этот обустраивают получше, или от злодеев берегут. То есть, власть нужна, когда что-то происходит. Краем рассудка дед это понимал — но понимал он также, что в лесу, где по триста лет клады лежат нетронутыми, ничего и происходить-то не может! И он мучительно думал, к чему бы свою неожиданную и разлюбезную власть применить, — и уже был близок к открытию…

— А сторожа твои к тебе непутем попали! — продолжала Кубышечка. — Помяни мое слово — их уже с собаками ищут! Найдут, откопают — что тогда делать станешь?

— Кто сейчас разинских казаков с собаками искать станет?! — не сдавался упрямый дед. — Вот теперь-то мы порядок и наведем!

— Что ж ты раньше их в дело не пускал?

— А незачем было! — догадался дед. — Теперь же вы меня так своим бусурманством допекли…

Он помолчал, разинув рот, поскольку его осенило. И завершил торжественно и грозно:

— И хочу я от вас лес раз и навсегла очистить к блудливой матери!

— От нас? Да ты, гляжу, совсем из ума выжил! Как это — от нас очистить? Мы же тут лежим! Откапывать ты нас, что ли, собрался да на дорогу выкидывать?

— Что лежит — то пусть лежит, и молодцы мои это стеречь будут. А бусурманский дух под корень изведу! — разумно рассудил дед Разя. — Вот он, бусурманский дух!

И указал молодцам на Бахтеяра-Сундука.

— Ты еще крикни — взы его, собаченьки! — подсказала бешеная Кубышечка.

— Да ты, дура, на него глянь! Нос крюком, сам черный! И еще похваляется — мол, я в лесу самый богатый! Похвалялся, а?

— Да что ж ты молчишь, Бахтеярушка?.. Кубышечка повернулась к давнему своему сотоварищу. Но тот лишь руками развел — мол, похвалялся…

— Нечего тебе в нашем лесу делать! — галдел дед. — Ишь, персидская бирюза! Булаты дамасские! Кто тебя сюда звал? Развел тут бусурманство — глядеть тошно! Испоганил нам лес!..

Собственно, против бирюзы дед ничего не имел. И был бы счастлив, если бы та бирюза попала в черный горшок с медью и испанским серебришком. Ему Бахтеяра страсть как хотелось сбыть с рук — и все это отлично понимали.

Да и Бахтеяр понимал не хуже прочих. Было в нем немало от того персидского купца, который возил товар из самого Тебриза и потому осиливал опасный путь, что голову на плечах имел толковую, один только раз и дал маху… Но молчал Бахтеяр, глядя в землю, а потом и сказал жалобно: