Анна Дубчак - Осенние любовники Страница 20

Он ушел, а Наталия еще долго сидела в кресле, не в силах пошевелиться, и анализировала все увиденное и услышанное ею за последние пару дней.

Что выходило? Она открыла блокнот и сделала там записи:

«1. 2 ноября прошлого года в реке в районе Соснового Бора нашли тело Ирины Литвиновой.

2. 1 ноября прошлого года на даче ее покойной тетки в Сосновом же Бору произошла встреча Литвиновой с Захарченко, закончившаяся ссорой и пощечиной.

3. 1 ноября после ссоры с Литвиновой Захарченко спешно уезжает в Москву, чтобы оттуда вернуться в Сирию. (Проверить.)

4. 31 октября прошлого года Монахов делает официальное предложение Литвиновой, а уже 1 ноября, то есть на следующий день, она топится.

5. Спустя ровно год, день в день, 1 ноября погибает сын Монахова.

6. 1 ноября в лицее на деньги Монахова устраивается поминальный обед – фарс!

7. 1 ноября ко мне приходит Захарченко и просит найти виновника самоубийства своей возлюбленной.

8. Записку, из-за которой погибает Герман Монахов, передает через случайную прохожую (Женю Березкину) женщина неопределенного возраста, одетая в синее пальто и белую «таблетку» – в то, во что была одета в моих видениях молодая женщина, которую я видела входящей в кондитерскую со словами: «Господин Берковский, ау!», не хватает лишь песцовой горжетки и аромата булочек с ванилью...

9. Коптильня и рыбья чешуя, о которой я думала в связи с чешуей, найденной в волосах Германа. Что все это значит? Кто та старуха или старик, входящая или входящий в коптильню?

10. Кого имел в виду Монахов, когда вскрикнул, узнав, что с Германом случилось несчастье: «Они убили его, да? Эти скоты убили его?» Кто эти скоты?»

Пообедав, Наталия поехала в лицей. Ей повезло, она застала Ларису Щербакову выходящей из класса и направляющейся домой.

– Извините, мне надо с вами поговорить, – догнала ее Наталия и постаралась улыбнуться, чтобы та раньше времени не запаниковала.

Лариса Щербакова была высокого роста, с длинными волосами, видневшимися из-под красного кашемирового берета. У нее было угловатое тело подростка, женственности было мало. Такие женщины, как правило, так до старости и остаются старыми девами и живут жизнью племянников или более удачливых в личной жизни родных сестер или братьев. Это, как правило, добрые и приветливые люди, ценящие свою причастность к чужой жизни и находящие в этом удовольствие. Такую женщину-подростка часто можно увидеть гуляющей с самым красивым мужчиной города. Опираясь на его руку, она как бы говорит всем своим видом: посмотрите, я иду с этим мужчиной, я посвящена в его тайны, я живу его жизнью... На самом же деле, мечтая провести с этим мужчиной ночь, такая женщина обречена всю жизнь служить ему жилеткой для слез. Это она будет ему устраивать встречи и свидания, это она будет ему вязать свитера и ходить в аптеку за лекарством для его жен, любовниц и детей...

– Я вас слушаю... – Лариса улыбнулась, показывая ровные и красивые зубы. – Давайте отойдем, а то сейчас будет звонок...

Они отошли к окну.

– Мне надо с вами поговорить о Литвиновой...

– Да-да, я так и поняла... Я видела вас вчера на поминках... Тогда, может, выйдем на улицу? Здесь нам не дадут поговорить... – И словно в подтверждение ее слов раздался звонок, и все пространство вокруг ожило, из классов стали выбегать дети...

– Я на машине.

Они сели в машину. Наталия предложила Ларисе сигарету, и не ошиблась. Та, благодарно кивнув, с жадностью затянулась ароматным теплым дымом.

– Вы та самая Наталия Орехова, которую нанял Андрей?

– Он и об этом вам рассказал?

– Да, мы с ним старые друзья... У него сейчас сложный период... Вы ведь поможете ему?

– Конечно... Но и вы тоже помогите мне. Расскажите, какой была Ирина Литвинова? Почему вчера о ней никто не сказал ни слова? Зачем вообще тогда было собираться?..

– Понимаете, вы человек новый, непосвященный и потому просто не можете в полной мере оценить то, свидетелем чему были вчера... Дело не в Ире, а в Марцеловой... Вы же знаете, что наш лицей – один из престижнейших и дорогих в городе... И каждый держится за свое место руками, ногами, зубами, всем, чем только возможно... Не спорю, Ира была сложным человеком, с ней трудно было найти общий язык. Она считала себя умнее многих, а это, как вы понимаете, не могло не раздражать... Но тем не менее ей многое прощалось в силу ее возраста... Но Марцелова... Она ненавидела Иру. И об этом знали все. Лицей – это детище Майи Борисовны. Она здесь – самая главная. И представьте себе, что появляется Литвинова и становится практически неуязвимой! Все в школе знали о той симпатии, которую питал наш самый крупный спонсор к Ирине, понятное дело, мы иронизировали при случае, но все равно, как ни верти, завидовали ей... А она упивалась этим положением, она черпала в нем силы и пользовалась этим при каждом удобном и неудобном случае... Она могла сказать на уроке все, что ей только заблагорассудится... Вплоть до выступления против самой Марцеловой... Но больше всего доставалось девятому «а», в котором учились Герман Монахов, Лари Зименков и Жорж Котельников... Это друзья, и отцы их тоже друзья... В принципе неплохие ребята, но уж больно разбалованы... Ира же добилась того, что в классе установилась все-таки дисциплина... Уверена, что Марцелова рассказала вам вчера о том, как Ира швырнула в Германа банку из-под колы... Да, это так... А кто из учителей не испытывал подобного желания? Но мы просто вынуждены себя сдерживать, а вот Ира расслабилась...

– И что Герман?

– Он, в сущности, ребенок... Подулся, да и перестал...

– Вы уже знаете, что он погиб?

Лариса уронила сигарету:

– Погиб? Гера? Нет, нам ничего не известно... Что вы такое говорите?

– Его нашли вчера мертвым на кладбище. Кажется, на него набросилась собака...

Пока она говорила это, ее фантазия нацепила на нос сидящей перед ней Щербаковой крупные очки в черной оправе, а на голову надела белую «таблетку».

– Что с вами?

Наталия очнулась. Лариса держала ее за руку и что-то говорила:

– Это точные сведения? Ведь нужно же решать вопрос с похоронами и прочим...

– Да, это, к моему большому сожалению, точные сведения... Я сама лично сопровождала Константина Андреевича сегодня в четыре часа утра в морг...

– Боже мой, какой ужас!

– Скажите, а были ли у Литвиновой уязвимые места? Ведь не может же такого быть, чтобы во всем у нее был полный порядок... Она чего-нибудь боялась, как все нормальные люди?

– Нет, ничего... Хотя, постойте... Боялась, конечно, гинекологов и зубных врачей...