Макс Мах - Карл Ругер. Боец Страница 20

Первого илимца Карл убил в половине седьмого утра, последнего, в этот день, – в вечерних сумерках. Он начал бой зеленым новичком, впервые выставившим свою жизнь против чужой жизни, а закончил – ветераном, на которого с уважением, восхищением или ужасом смотрели другие защитники стены. Его хладнокровию могли позавидовать и гораздо более опытные бойцы. Его способности, которые с ранних лет развивал Петр Ругер, раскрылись наконец со всей своей впечатляющей силой. Карл был неутомим и смертоносен. И он не ведал жалости.

Вечером, после боя, когда защитники стены расселись у костров, чтобы согреться, отдохнуть и поесть, люди гораздо старше его по возрасту обращались к нему уже не иначе как «мастер Карл». А за глаза его прозвали Бойцом, потому что, как оказалось, в этом и заключалась его суть.

Королевские войска так и не смогли взять город. Линд выдержал полуторамесячную осаду и восемнадцать штурмов. Потом подошли союзные войска, и король отступил. А Линд праздновал победу. Карл целый день танцевал и пил вино в трактирах и на площадях веселого Линда, а ночью неистово любил Карлу. Их общее безумие достигло предела возможного, а может быть, и перешагнуло его. Во всяком случае, если кто-нибудь в доме Петра Ругера или в домах его соседей еще не знал об этом прежде, теперь крики Карлы и рев Карла уже точно перебудили весь квартал. Тем не менее ни отец, ни приемная мать ничего ему не сказали, когда утром он прощался с ними на пороге дома, в котором прошла вся его прежняя жизнь. А ведь в этот день, солнечным победным утром, шестнадцатилетний Карл Ругер прощался со своим домом и своим городом навсегда. Он почувствовал это тогда так отчетливо, что сжало грудь и просыпалась соль по ту сторону глаз. И, прощаясь с родителями, он уже доподлинно знал, что дороги назад нет и не будет. Так оно на самом деле и вышло. Длинные дороги вели его по миру, и не раз и не два возвращался он в иные места, где бывал или жил прежде, но в Линд он не вернулся никогда.

Глава третья

Тень

Превращение завершилось, и ягуар беззвучно зарычал, подняв раскрытую пасть к призрачному небу мира теней. Мгновенный ужас, порывом штормового ветра пролетевший над площадью перед храмом, смахнул с нее завороженных трансформацией кошек, и Карл остался один на один с немо ревущим убийцей.

Сжало виски. Это было уже не привычное покалывание, а настоящая боль, и серебряное сияние, наполнявшее ночной воздух, окрасилось кровью. Кровавый туман встал перед глазами, и Карл чудом удержался от того, чтобы не зашататься и не закричать.

Этой ночью он снова пришел в порт. На этот раз Карл был здесь один, если не считать зрителей, затаившихся на пяти галерах и двух парусных кораблях – войянском когге и шебеке из Амста, – пришвартованных к ближайшим к месту действия пирсам. Но, поскольку зрители вели себя тихо, делая вид, что их здесь нет, и Карлу не мешали, он был склонен не обращать на них внимания, хотя в расчет и принимал. Однако теперь, когда его ударила боль, он забыл о них на самом деле, занятый борьбой со своим слабым человеческим телом. Впрочем, терпеть ему пришлось недолго. Как и прежде, тень ревущего ягуара стала бледнеть – Карл увидел это даже сквозь красную пелену, застилавшую взор, – секунда, другая, и все кончилось. Исчезла со стены храма тень ночного охотника, истаяла боль, но оставшийся стоять на месте Карл, с трудом втягивающий воздух через сжатые зубы, успел понять, что ягуар не угрожает. Отчаяние – вот чувство, которое определяло состояние оборотня. Отчаяние.

Было начало одиннадцатого, когда Карл подошел к дому в Кривом переулке. Во всяком случае, по его личным ощущениям, прошло не более десяти минут с тех пор, как колокол на Ратушной площади пробил десять. Солнце теперь стояло уже высоко, но до полудня оставалось еще очень много времени.

Эта часть острова была высокой. На самом деле Шестая Сестра представляла из себя скалистый холм, но все-таки северная часть острова являлась его подошвой, а Кривой переулок находился на южной стороне, круто поднимаясь вверх от Цветочной улицы к подножию замка Великого Садовника. По левой стороне переулка с самого низа тянулась каменная стена грубой кладки, густо заплетенная лозами дикого винограда, и в этой стене время от времени открывались узкие щели лестниц, уходящих вверх, к домам знатных Садовников. А вот вход в дом Виктории был другим. Тяжелая дубовая дверь, обитая бронзовыми украшениями, была врезана прямо в камень стены. Рядом с дверью на толстой железной цепочке висел молоток, которым Карл в дверь и ударил. Подождав с полминуты, он ударил снова.

Открылась дверь на шестом ударе. Худой мрачный старик, одетый в куртку и штаны зеленого сукна, выжидательно посмотрел на Карла, но, заметив в его руках мольберт, понимающе кивнул и молча указал рукой куда-то в глубину темного прохода, открывавшегося сразу за дверью. Карл тоже не стал ничего говорить, а только коротко кивнул старику – то ли здороваясь, то ли показывая, что понял, – и прошел внутрь. Дверь за ним закрылась, и сразу же стало почти совсем темно. Если бы не слабый огонек свечи, которую старик, закрыв за Карлом дверь, взял из стенной ниши, в коридоре царил бы полный мрак. Пока они шли куда-то в глубину холма, Карл разобрал, однако, что находится в узком каменном туннеле со сводчатым потолком. И стены, и пол, и потолок – все здесь было из кирпича, так что напоминало скорее не вход в дом богатой и влиятельной дамы, а преддверие гномьих рудничных городов. Впрочем, гномьи галереи могли тянуться на сотни метров, а этот коридор оказался совсем коротким. Карл сделал едва ли больше пятнадцати шагов, когда впереди скрипнула открываемая стариком дверь и в глаза ударил ликующий свет солнечного утра. Еще пара шагов, и они вышли во внутренний двор дома Виктории.

– Ждите здесь, мастер, – сказал старик и быстро скрылся за еще одной дверью, оставив Карла одного.

Карл огляделся и пришел к выводу, что место ему определенно нравится. Двор, образованный двумя глухими стенами, вроде той что шла вдоль переулка, и самим домом Садовницы, имевшим два разных по стилю и, видимо, по времени постройки фасада, был просторен. Все четыре стены, замыкавшие двор, были густо оплетены длинными стеблями каких-то ползучих растений, сейчас радостно цветущих, и все тем же диким виноградом. В центре двора ласково журчал крохотный фонтанчик, помещенный в сложной формы мраморный бассейн, похожий на большую морскую раковину, но скорее намекавший на это, чем воспроизводивший образец с принятой у скульпторов и архитекторов точностью. Вокруг бассейна и по периметру двора были разбиты цветочные клумбы, на которых среди разнообразных цветов и сочной травы, разбросанные в художественном беспорядке, росли розовые кусты. Оставшееся не занятым пространство было замощено плитками зеленоватого мрамора.