Алексей Пехов - Пересмешник Страница 20

В дверь постучали.

– Минуту! – сказал я, надел на руки перчатки и только после этого открыл дверь и позволил служанке войти.

– Саил Картиа вы заняты? Я хотела прибрать, но могу прийти попозже, – сказала Шафья.

– Ерунда, – я встал с кресла, убирая Анхель в карман и подхватывая пачку писем. – Гостиная в твоем распоряжении. Стэфан составит тебе компанию.

– Спасибо, саил, – ее подведенные сурьмой карие глаза как всегда остались серьезны, а вот красивые губы на прекрасном смуглом лице с тонким точеным носом, тронула едва заметная вежливая улыбка.

Шафья родом из Магара, и она вдова. В этой варварской стране женщина, потерявшая мужа, считается ничуть не лучше таракана на обочине дороги. Если ей повезет, она станет изгоем. Если не повезет – ей придется взойти на костер следом за умершим.

Эти дикие обычаи магарцы, верящие в тысячу с лишним разномастных божеств, притащили и в Рапгар. Шафье удалось избежать пламени, но она стала мертвой для своего народа. Я встретил ее в Соленых садах, недалеко от Складского берега, в районе очень недоброжелательном к чужакам. Местные «крысы» решили поразвлечься с испуганной девушкой, и мне, как чэру, пришлось за нее вступиться. С тех самых пор, уже почти год, Шафья находится в моем доме. Она отлично вписалась в нашу маленькую семью, словно жила здесь десятилетиями.

Я перебрался в кабинет, рухнул на мягкий диван и ножом стал вскрывать конверт за конвертом, слушая, как в коридоре старые часы приглушенно отбивают десять утра. Письма я читал через строчку, совершенно невнимательно, быстро пробегая глазами, сминая листы и ловкими бросками отправляя их в корзину для бумаг, одиноко стоящую у противоположной стены.

Раньше у меня было множество тех, кого принято называть друзьями, но теперь редко кто из них интересует меня. Разумеется, когда пришло время, они сочли приличным прислать мне свои самые теплые пожелания, чем вызвали у меня горький смех. Это было забавно, особенно, если учесть, что последнее воспоминание о них – это отводящие взгляды, не желающие замечать меня господа. Начитавшись газет и наслушавшись сплетен, они отвернулись от меня, как и все наше хваленое высшее общество.

Тогда на моей стороне осталось совсем немного людей, и среди них трое самых близких друзей: Данте, Талер, и Катарина. Они не отказались от меня ни тогда, ни теперь, и я, Тиль эр’Картиа, Тиль Пересмешник, Тиль Не Имеющий Облика, буду благодарен им по гроб жизни. Потому что понял – ничто так не ценно в этом мире, как доверие. Они верили в мою невиновность с самого начала и до самого конца этой гнусной истории, несмотря на факты и показания многочисленных свидетелей. И я обязан им за эту веру, что поддерживала меня и питала каждый день, когда я открывал глаза и видел перед собой печать Изначального огня.

Мое воспоминание пробудило злость Анхель. Она злилась на тех, кто устроил все это. А еще на меня за то, что в ту ночь на виллу «Черный журавль» я не взял с собой ни ее, ни Стэфана, которые могли защитить меня или остановить, остудив ярость. Ну и, разумеется, больше всего она злилась на себя, что не смогла быть со мной в трудную минуту.

– Оставь, – попросил я ее, сминая бледно-голубой конверт-приглашение. – Поздно сожалеть о том, что давно уже прошло. Надо жить настоящим.

Она ворчливо порекомендовала мне жить не только настоящим, но и будущим, несмотря ни на что. Анхель упрямая. Я тихо рассмеялся, отмечая тем, что понял ее эмоции, но не согласен с ними, хотя и не собираюсь спорить. Она в ответ с яростью вскрыла конверт, едва не оттяпав мне палец. И тут же виновато извинилась.

Письмо было от президента клуба «Шесть четверок». Элитное местечко, куда можно попасть, только заручившись рекомендацией трех постоянных членов этой благородной обители вечных бездельников. Многие господа из Золотых полей спят и видят себя в «Шести четверках». Некоторые даже убить готовы за членство в клубе, так как там можно завести воистину важные знакомства, и начинают отворяться такие двери, которые ранее не открывались даже золотым ключом.

Раньше я тоже был среди тех, кто собирался в комнатах, оббитых дубовыми панелями, потягивал кальвадос, коньяк и виски, курил колониальные сигары, ловко загонял шары в бильярдные лузы и тасовал колоды игральных карт, проигрывая и выигрывая за ночь в Княжеский покер целые состояния. Затем, разумеется, меня исключили из столь достойного и чистоплотного общества. Потому что я «не соответствую званию честного чэра, а, следовательно, не могу состоять в клубе «Шесть четверок» вне зависимости от моих прежних заслуг, так как мое имя может повредить репутации столь уважаемого заведения».

Теперь, когда все изменилось, клуб «Шесть четверок» был бы счастлив видеть благородного чэра эр’Картиа среди самых уважаемых граждан великого Рапгара и хотел заверить в своем самом добром отношении: «По единогласному решению правления клуба, его президента, а также самых почетных членов для вступления в «Шесть четверок» чэру эр’Картиа не нужны рекомендации других членов, а достаточно лишь его согласия».

– Какая любезность, – сухо кашлянул я, рассматривая печать.

Раньше, когда я был еще мальчишкой и видел среди бумаг на отцовском столе документ с подобной печатью, это вызывало у меня настоящий трепет. Теперь же – никаких особых эмоций. Разве что недоумение.

Анхель спросила – которое это письмо по счету? Третье?

– Четвертое. За последний год. Они все еще надеются меня переупрямить, хотя я и не понимаю, зачем им это нужно. Пожалуй, если они продолжат настаивать и пришлют пятое, мне придется перестать быть вежливым.

Эмоции моего ножа спросили, не задумывался ли я о том, что в «Шести четверках» могут просто сожалеть о случившемся?

– Мы всегда поспешны в своих решениях и слишком часто жалеем о них, пытаясь исправить то, что исправлять давно уже не следует, – скривился я, смял бумагу и отправил ее в корзину. – К сожалению, не все это понимают.

Многие бывшие «друзья» прислали мне вежливые письма, где говорилось, как они рады, что все обошлось, и приглашали меня на чай, обед, ужин, семейное торжество и даже свадьбу. Я счел правильным отвечать вежливым отказом, пока мне это окончательно не надоело, и я, забыв о манерах и воспитании, не стал выбрасывать все в корзину, несмотря на недовольство Стэфана, считающего, что чэр должен оставаться вежливым до конца. Мне же было жаль чернил, бумаги и своего времени, так что упреки амниса я пропустил мимо ушей.

Через час с корреспонденцией было покончено, и у меня в руках остался лишь один конверт, в котором содержалась небольшая записка:

«Тиль, привет! Катарина с мужем устраивают большой прием в честь десятилетия своей свадьбы. Если ты не помнишь – 8-го. В 20–00, в летнем особняке на улице Волчьей луны. Ты, разумеется, должен быть. Она привозила твое приглашение Зинтринам, но ты уже уехал.