Сергей Костин - Пепел Ара-Лима. Страница 20

Колдун сидел на перевернутой повозке, болтал босыми ногами, да на небо, поглядывал. Мудро улыбался, счастливо щурился. Авенариус вокруг осла кругами ходил. Косил глазами то на хозяина, то на мертвечину.

— Посмотрите, кого привел! — Йохо придержал ганну за локоть. — Признайся, колдун, не зря ты нас от прямого пути в сторону направил? Ответь, видение тебе было? Знамение какое?

Самаэль от неба оторвался, спрыгнул, руку морщинистую к женщине протянул:

— Иди ко мне, дитя бедное. Не бойся старика седого. Видел я тебя в своих снах старческих. Знаю, где путь твой начинался, и где закончится. Отец наш Гран повелел мне придти к тебе в этот час тяжелый. Не бойся. Никто не обидит ни тебя, ни твоего ребенка.

— Значит, вы не кэтеровские соглядатаи? — ганна хоть и была испугана, но держалась гордо. Спину не гнула, глаза не опускала.

— Хочешь ответы на вопросы получить? — улыбнулся колдун. — Посмотри сюда. Здесь все ответы.

Самаэль показал на корзину ивовую, в которую куль положил.

Ганна приблизилась осторожно, отвернула угол. Ахнула. На шаг отступила.

— О мой дух Барехас, прости меня, что дозволила глаза свои поднять на тайное.

— Не говори, что не заметила печати королевской, — Самаэль встал рядом, до плеча ганны дотронулся. — Понимаешь теперь, почему Отец наш Гран нас к тебе прислал?

Ганна облизала губы сухие:

— Или меня к вам. Так ведь вернее будет?

Из корзины донеслось всхлипывание. Вслед за ним и из тряпья грязного, что в руках ганны ворочалось, жалобный писк эхом повторился.

Колдун вопросительно посмотрел на ганну. Ничего не говорил. Ни о чем не просил. Ждал.

Женщина постояла нерешительно, гневное лицо к колдуну обратила:

— Разве сможете вы меня убить после того, как я покормлю его грудью своей, молоком своим? О том, что видела, молчать буду. Вы знаете, что ганны никому ничего не рассказывают. Все свои тайны с собой в могилу уносят. Заключим сделку честную. Я вам помогу, а вы меня отпустите.

— Согласен на сделку, — колдун ладонь протянул. — Но условия другие. Вы, ганны, по закону детей иметь не должны. Прокляты вы на веки. Наверно поэтому тебя солдаты убить хотели? Не отвечай, знаю точно. Ну уйдешь от нас. И что? Не жить тебе в одиночестве. И недели не протянешь. Наткнешься на нож гражданина добропорядочного, о вере заботящегося. А сына твоего, скорее всего, в озере утопят. Или живым в землю закопают. Сама знаешь порядки людские. Предлагаю стать тебе кормилицей ребенку, которого видела. А сын твой станет молочным братом отмеченному печатью королевской. Выбирай сама. Или с нами пойдешь, хоть и нелегок путь. Или здесь останешься.

Ганна ноздри тонкие раздула, склонила голову, к крикам детским прислушиваясь:

— Имя мое Вельда.

Подхватила корзину и за повозку зашла. Вскорости и звуки пищащие смолкли.

— Вот так история! — Йохо хлопнул ладонями по коленям. — А ведь могла, Самаэль, стрела Вельды тебе в глаз войти, а из затылка выйти. Чтоб тогда делали?

— Мне в глаз, тебе в переносицу. Разница небольшая. Извини, Йохо, хочу я к духам за советам обратиться. А для этого мне тишина нужна. Да и тебе собраться не мешало бы. Теперь за двумя младенцами присматривать будешь. И за кормилицей. Не отвернулось еще солнце от Ара-Лима.

Пока колдун с духами в молчании общался, Йохо, из двух корзин сумку заплечную сооружая, все удивлялся. Как удается Самаэлю все видеть, все знать, все предвидеть?

Ночевать на дороге не остались. Больно место бойкое. Могут и солдаты появиться, и жители любопытные. Хоть и ночь наступала, но поостеречься не мешало. Мало ли кому под луной путешествовать захочется.

Отошли подальше в лес, первый раз за три дня костер развели. Самаэль колдовал долго, дым с воздухом смешивая, чтобы ни запаха, ни видимости.

Ворон в дозор улетел, местность проверяя. Когда вернулся, летел низко, верхушки кустов пузом черным цепляя. Клюв в крови, глаза довольные. На суровый взгляд хозяина только каркнул, оправдываясь.

— Не пропадать же добру. Такая туша. Все одно падальщикам достанется.

Вельда от младенцев не отходила. В ручье, что поблизости протекал, тряпье выстирала. И наследника и брата его молочного. В одной куче, в одной воде. Сама грязь с лица стерла, волосы растрепанные в тугой пучок собрала. Йохо, как обратно вернулась, даже челюсть закрыть забыл.

— Глаза свернешь, обратно не вернешь, — ганна сверкнула очами бездонными. Не забыла, как лесовик ей травой рот затыкал. Такое долго не забывается.

Йохо, странное дело, засмущался. Захотелось ему сказать ганне слово ласковое. Душе такой же одинокой, как и он сам. Не сказал. Знал, что к проклятой скиталице не положено с добром обращаться. Злом может вернуться. Только выдохнул воздух, легкими сжатый. Отвернулся к костру, ножом занялся. Бруском, от деда доставшимся, заговоренным, как положено, полотно стал точить. Чтобы волос мог недвижимый пересечь. Чтобы в дерево, как в воду. Ну, и в живое тело без помех. Все как положено.

Самаэль, наблюдавший за лесовиком и ганной, ухмыльнулся в седую бороду. Вспомнил карту, что под камнем в деревне осталась. Была там и дорога. И обоз перевернутый. И была еще капля росы белая, как туман утренний над рекой Вьюшкой. Вокруг той капли осколок угля раскаленного вертелся. Никак ближе подобраться не мог. Огонь и вода редко сходятся.

Вздохнул колдун, глаза прикрывая. Много чего на той карте осталось. Всему и объяснения еще не было. Но будет. В этом он, Самаэль, уверен так же, как и в то, что теперь у них с добряком деревенщиной есть еще один надежный друг и союзник. Кормилица для наследника.

Ночью, у костра неприметного, глазу чужому незаметному, Самаэль ганну расспрашивал, что в королевстве творится? Ганна Вельда страшные вещи рассказывала, на Йохо иногда поглядывала.

— По всему Ара-Лиму солдаты Кэтера ищут лесовика с мордой перекошенной. С лесовиком вместе и ребенка новорожденного. Все дороги перекрыты, на всех тропинках посты выставлены. Хватают всякого, кто лицом кривой. Допрашивают с пристрастием, на дыбе, да под кнутами. Живыми после пыток не оставляют. По всем дорогам кресты стоят с распятыми.

— То нам известно, — колдун слушал внимательно, палочкой в костре ворочал. На Йохо, лицо удивленно ощупывающего, не смотрел. — Что говорят в Ара-Лиме про наследника, знаешь ли?

— Про наследника короля Хеседа, пусть позаботится о нем Гран, никто не знает. Если бы сама печать височную не видела, не знала, что есть он на свете. Равнинники, ремесленники да крестьяне, шепчутся, что сам Каббар, император Кэтера, младенца в костер вместе с родителями бросил. Но легронеры кэтеровские почему-то всех детей досматривают.