Юлия Зонис - Инквизитор и нимфа Страница 20

Меньшая и здравомыслящая часть человечества, не склонная верить в чудеса, но знакомая с римской юстицией, высказала сомнение. «Ищите того, кому выгодно». «Кровавая пятница» принесла выгоду лишь ордену. Однако голоса сомневающихся быстро увяли. Викторианцы действовали странно. Пожалуй, не менее странно, чем лемуры. Они начали отстраивать Ватикан – на собственные деньги и на пожертвования, – когда люди тысячами подыхали от голода, заводы закрывались, а флот устарел настолько, что кружащие по околоземным орбитам корабли грозили превратиться в кучи железного мусора. Казалось бы, совершенно бессмысленный жест. Но земляне, как ни странно, поняли и одобрили эту оскорбительную улыбку, направленную в небеса. Подобный стиль характеризовал орден и позже: смесь мистики, пафоса и откровенной насмешки.

Вторым деянием викторианцев стало Очищение – уничтожение двух родственных ветвей.

Юлианцев и григорианцев – Воителей Прошедшего и Грядущего – обвинили в связях с лемурами. Возможно, небеспочвенно. Третья ветвь – ионнаниты, Воины Неслучившегося – оказалась проворнее. Поговаривали, что ионнаниты всерьез увлекались предсказаниями будущего и даже достигли в этом деле немалых успехов. Неизвестно, помогло ли тут ясновидение или сработала хорошо поставленная разведка, но за три дня до Очищения вся верхушка ордена ионнанитов с чадами и домочадцами погрузилась на корабль и отбыла прямиком к Пузырю Уилера. Командир блокпоста впоследствии утверждал, что разум его захлестнули чудные видения, но викторианские психики быстро установили, что видения эти выражались в сумме три миллиона юно на счету одного из марсианских банков. Вынырнули высокопоставленные ионнаниты спустя долгие годы на Геоде. А оставшиеся без руководства рядовые братья сдались на милость победителей. Информация, предоставленная побежденными, оказалась достаточно ценной, и им позволили жить. Большинство ионнанитов влились в викторианский орден. Немногочисленные ортодоксы потрепыхались еще несколько десятков лет, а затем, объединившись с другими культами апокалиптического толка, выродились в безобидную секту. Достаточно безобидную, чтобы адептов не преследовали официально. Просто зарегистрированным ионнанитам приходилось конкурировать с робоуборщиками, чтобы получить хоть какую-то работу. В течение последующих полутора веков число верующих в скорое пришествие Освободителя заметно поубавилось.

Марк знал, что в ранней юности Лаура ходила на собрания апокалиптиков. Чисто из духа противоречия – в те времена она изо всех сил пыталась доказать, насколько независима от отца. Сейчас Марк пожалел, что ни разу не соблазнился дармовыми пончиками и не отправился на проповедь вместе с Лаурой.

Тогда бы, по крайней мере, он мог сказать, насколько речи геодца близки к старой доктрине. А геодец поведал следующее:

«Демиург, творец всего сущего, создал этот мир. Но мир был недвижен. Ничего не шевелилось. И тогда Демиург создал Смерть. Так страшна оказалась Смерть, что всё кинулось от нее прочь, и в мире появилось движение. Демиург возрадовался, но радость его была преждевременной. Всё разбегалось от Смерти, и скоро творение рассеялось бы на мельчайшие частицы. Тогда Демиург запел Песню Любви. Творение потянулось на зов, перестав разбегаться, и заметалось в вечном движении между Любовью и Смертью. И возрадовался Демиург, и сказал, что это хорошо весьма. Однако снова поспешил, ибо у Смерти имелись иные планы. Смерть обернулась к Демиургу и сказала: „Пойдем, пришла и твоя очередь“. Демиург устрашился Смерти, и бежал прочь, и создал Запретный Сад. А в центре Сада воздвиглась Башня без дверей и окон, без мельчайшей щелочки, куда могла бы проникнуть Смерть. Но и этого недостало испуганному Демиургу. Поставил он вокруг Сада высокую, неприступную Стену и призвал четырех Стражей, чтобы со Стены следили за приближением врага. И заперся Демиург в Башне, продолжая петь Песню Любви – ведь иначе Смерть одолела бы и все сущее рассеялось. Но и Смерть была хитра. Родила она Четыре Звезды, и, вооружившись, двинулись Звезды на битву со Стражами. Страшная то была битва. Кипели моря в новорожденных мирах, рушились горы, стонала земля. Гибель грозила творению. Уже рухнули на твердь два Стража, сраженные Звездами, и пали с неба три Звезды, сраженные Стражами. Там, где они упали, ядом стали моря, а землю обожгло неистовое пламя. Осталась лишь одна Звезда, но была она столь могуча, что стала одолевать обоих Стражей. И тогда старший из Стражей взял брата своего и обратил в оружие, в неистовый и непобедимый клинок. И снова ринулся Страж в бой, и пала Звезда, и мир был спасен. На время. Ибо не погибла павшая Звезда, лишь рассеялась каплями крови по многим мирам. И придет час, и соберутся капли, и вновь завяжется бой, в котором Стражу суждено проиграть. И падет Стена, падет неприступная Башня, и настигнет Смерть Творца, и Песня Любви оборвется навсегда. Так кончится мир».

Туземцы слушали внимательно и, кажется, не впервые – никто не перебивал и не требовал разъяснений. В загоне на углу площади тихо квохтали курики – мелкие серо-зеленые ящеры. Им нынче досталась рыбья требуха, и от курятника тянуло тухлятиной. Солнце нанизалось на копья сосновых ветвей, заливая берег кровью. Резко похолодало.

Когда после проповеди геодец спросил у Марка, как ему понравилась история, землянин хмыкнул:

– Ну… забавная аллегория для описания гравитации и центробежной силы. Или имелась в виду энтропия? По-моему, для дикарей в самый раз.

Ван Драавен ответил прозрачным и невозмутимым взглядом.

– Все на свете – отголосок какой-то истины, Салливан. Включая энтропию и гравитацию. А мораль сей басни как раз проста: не связывайтесь с тем, чего не понимаете.

Это прозвучало как предупреждение, настолько недвусмысленное, что Марк сильно пожалел об изъятом вэкаэсовцами парализаторе.

Сняв верхний слой дерна, Марк стал действовать осторожнее. Не доверяя свету лун и звезд, включил галогенный фонарик. Белое пятно запрыгало по кочкам, и он поспешно прикрыл фонарь ладонью.

Углубив лопаткой яму, принялся разгребать землю руками. Почва оказалась комковатой, пересыпанной мелкими камешками из-за близости скал. Каменная крошка забивалась под ногти. После получаса такой работы землянин взмок, проклял не вовремя окочурившегося старика и заодно геодца, который так основательно зарыл труп. Можно подумать, кому-то могло понадобиться это сокровище. Крупные хищники к деревне не подходили, если вообще здесь водились. Разве что паводки… Как раз на этой мысли рука коснулась ткани. Марк принялся копать еще яростнее.

Он ожидал запаха тления, однако из могилы пахло только землей. Сильно мешал крест. Марк опасался, как бы здоровенная бандура не рухнула, наделав шуму. В белом свете фонарика он расширил яму и убедился, что опасения его правильны: крест нижним основанием упирался прямо в труп. Пришлось встать и потихоньку раскачать железную дуру. Крест вылезал неохотно, и на секунду Марку показалось, что он обязательно себе что-нибудь надорвет – однако с несытым чавканьем глина все же раздалась, выпуская измазанную грязью палку. Марк тихо опустил крест в траву и, придерживая фонарик локтем, лопаткой отгреб остатки земли. Странно. Тлением по-прежнему не пахло. Неужели в здешней почве не нашлось микроорганизмов, способных подкормиться земной органикой? Да нет, растения и животные на Вайолет вполне съедобны, значит…