Татьяна Устименко - Сумасшедшая принцесса Страница 20

Я совершенно не понимала, о чем идет речь, но Тима, похоже, очень обрадовала реакция барона, и он с энтузиазмом продолжил свое повествование:

– Я обнаружил, что этот человек весь изранен и истекает кровью. Он находился в бессознательном состоянии, но при этом крепко сжимал пальцами полуотрубленной правой руки какой-то непонятный предмет. Я перевязал страдальца и, когда он пришел в себя, напоил водой из своей фляги. Но видно было, что уже никто и ничто не в силах помочь умирающему. Слабеющим голосом он поблагодарил меня, отдал мне вещь, которую до этого так крепко сжимал в руке, и попросил передать ее Оружейнице. А затем он умер, – Тим жалостно всхлипнул, – и я похоронил его в лесу. Вот эта штука. – С этими словами мальчик извлек из-за пазухи и показал нам необычную вещь. На раскрытой ладони Тима лежал округлый кулон с изображением перекрещенного меча и молнии. Судя по тонкой цепочке, прикрепленной к украшению, оно предназначалось для ношения на шее.

То, что произошло дальше, заставило меня сильно усомниться в умственном здравии Генриха. Он выхватил кулон из рук Тима, мгновение внимательно рассматривал, а потом исполнил перед нами несколько па из неизвестного мне танца, сопроводив их радостными воплями.

– Генрих, что с тобой? – только и смогла изумленно вымолвить я.

– Ха, – Генрих наконец-то успокоился и вернулся на свое место, – видно, мальчишка родился под счастливой звездой! Ему невероятно повезло, он встретил в лесу последнего ингва – Хранителя равновесия, и тот передал ему Ключ Оружейницы. Ингв понимал, что умирает, иначе он никогда не отдал бы такую бесценную вещь в руки обычного смертного.

И барон уставился на меня с таким видом, будто только что донес до меня откровение богов.

Я недоуменно хмыкнула:

– Генрих, я не могу разделить твоих восторгов, потому что совершенно не понимаю, о чем идет речь.

– И я, – поддакнул Тим.

Генрих закатил глаза, возмущаясь нашей неосведомленностью, но потом успокоился и пустился в подробнейшие объяснения:

– Когда-то давно властвовали миром Пресветлые боги. Они правили мудро и справедливо, и везде царили процветание и благоденствие. Богов было четверо – Великая богиня и три ее младших брата. Но по прошествии некоторого времени боги поняли, что даже им не под силу справиться с такой массой дел, и они решили взять учеников. Они выбрали для этой цели молодую демоницу Ринецею и троих ее младших братьев. Ринецея оказалась способной ученицей. Слишком способной. А Великая богиня ошибочно предполагала, что служение Свету изменит сущность демонов-учеников. И вот однажды Ринецея возмечтала занять место своей учительницы. У коварной демоницы не хватило сил убить Пресветлых богов, она лишь смогла погрузить их в глубокий сон, отобрать истинный облик и, заточив их в хрустальные саркофаги, навечно опустить на дно колдовского Озера Безвременья. Армия защитников Пресветлых богов, среди которых были и сильфы, проиграла решающую битву, не сумев выстоять против полчищ демонов. Но в мире существовало равновесие добра и зла, превозмочь которое не могла даже Ринецея. Новые лже-боги приняли облик погубленных ими Пресветлых богов и, поселившись в Обители затерянных душ, питаясь силой регулярно убиваемых людей, начали править миром. Двенадцать ингвов – Хранителей равновесия – стояли у врат Обители, оберегая мир от губительного колдовства демоницы. Шесть из них – дети смертных людей и великих демонов – были Черными ингвами, а шестеро других – дети людей и духов света – Белыми. И пока эта стража не давала злу выйти за пределы Обители, в мире царило равновесие. Но коварная Ринецея нашла способ стравить своих тюремщиков, и все ингвы погибли в междоусобной схватке. Последний смертельно раненный ингв сумел сбежать, унеся с собой священную реликвию – Ключ Оружейницы. Про Оружейницу в наших легендах сказано очень мало. Мы почти не знаем, что это за существо. Знаем только, что он, она или оно является воплощением сущности мирового противостояния между силами добра и зла и именно Оружейница может исправить все зло, нанесенное миру чарами Ринецеи. Возьми это. – Генрих повесил Ключ мне на шею. – Уж если, согласно предсказанию, ты должна помочь Пресветлым богам, то думаю, что и с Оружейницей тебе доведется встретиться.

Тим, обалдело приоткрыв рот, с восхищением таращился на Генриха. Барон обвел взглядом скромную комнату, словно возвращаясь в реальность из мира снов и миражей. Непритязательная обстановка гостиничного номера никак не вязалась с волшебной историей, только что рассказанной сильфом, и, пожалуй, если бы не очевидные факты, с которыми мне довелось столкнуться лицом к лицу, я никогда бы не поверила во все эти байки о богах и демонах. Но очарование легенды не хотело покидать нас. Генрих чувствовал это. Со слабой улыбкой, которая подобно последнему лучу солнца трепетала на его губах, он поднял мою верную гитару, так неосторожно отброшенную Тимом.

– Я слышал, что эльфы с Поющего острова славятся своими песнями! Так ли это, дочь эльфийки? – В голосе барона ясно прозвучал вызов.

Я взяла протянутую гитару, вспомнила губы Генриха на своей руке и, повинуясь тихому зову души, запела, словно кто-то неведомый нашептывал мне слова новой баллады:

Всегда со мною рядом он,Мой самый злейший враг,Хоть светит день со всех сторон,Хоть ночь сгущает мрак.

Я спать спокойно не могу,Чтоб не попасть в полонК тому заклятому врагу,Что бдит со всех сторон.

Мы на тончайшем рубежеСтоим, подняв щиты,Я, как и ты, настороже,Как я на взводе – ты.

И оба мы поверх клинковСкрестили уж не разУгрозу крепких кулаковИ блеск зеленых глаз.

Не раз твердила я врагу:«Покинь мои края!»Он отвечал: «Не убегу!Ты навсегда моя!»

Похожи мы как близнецы,Хоть вслух о том кричи,И, видно, братья-кузнецыКовали нам мечи.

Но если делаю я шагИ принимаю бой,Зеркально мой заклятый врагВстает передо мной.

Так повторяет жест и взор,Что, если нас сличить,И мать не сможет, на позор,Нас как-то различить.

А если мышцу я врагуВ бою разрежу вдоль,То крик сдержать я не смогу —Я испытаю боль.

Не раз с ухмылкой на устахВ огне зеркальных брызгВрага я повергала в прахИ разбивала вдрызг.

Воскреснув из небытияИ в раз очередной,Бессильно замечала я,Что враг – передо мной.

И твердо знаю я теперь —Из многих наших драк, —Что мой противник – он не зверь,Моя любовь – мой враг.

Сто раз готова я пуститьВрагу из сердца кровь,Но боги не допустятУбить мою любовь.

И так стоять нам много лет,Клинки скрестивши вновь,Но я хочу найти ответ —Как мне убить любовь!

В неожиданно наступившей тишине Генрих рывком сдернул маску, закрывавшую мое ужасное лицо. Его взор нежно погрузился в пучину моих зеленых глаз.