Кирилл Пестряков - Эадор. Кровь Властелина Страница 20

Откуда он? И почему принцесса носит его цвета? Этого я не знал и не понимал. Возможно, Люция угодила в большую беду и сейчас не понимала, что с ней стряслось? А действительно, что? Я не имел представления, какой Люция была раньше, но был уверен, что знак оказывает на неё дурное влияние. Возможно, я судил по себе, но мне почему-то не верилось, что эта штука может желать кому-то добра.

Пытаясь хоть что-то понять, я растолкал спящего рядом Тимофа, позволив брату любезно разделить со мной радость бессонницы. Мне нужны были хоть какие-то сведения! Бран был прав. Новости действительно доходили до нашей глухомани в последнюю очередь, но священники Вороновского монастыря могли знать хоть что-нибудь о нарастающей на севере волне ереси. Увы, Тимоф не смог сообщить мне ничего нового, то ли монахи действительно были не в курсе всех происходящих у соседей дел, то ли просто не пожелали рассказывать тревожные вести молодым послушникам, дабы не подрывать нашу веру. Так или иначе, но ересь, видимо, начала распространяться совсем недавно. В противном случае монахи не смогли бы от нас ничего укрыть. Если рассказ Брана был правдив, то некий Черный Орден — сердце ереси, стремительно набирал силу, и даже инквизиция не могла побороть его влияние. Такого могущества в столь короткие сроки нельзя было достичь, не имея сильных покровителей. Следовательно, за Черным Орденом должен был стоять кто-то действительно влиятельный. Чтобы обуздать или переманить на свою сторону часть самой инквизиции, требовались колоссальные возможности и силы. А раз так, то трудно было представить, что этот "кто-то" ограничится только северными провинциями. Мог ли он иметь планы на Люцию? Не он ли подсунул принцессе этот знак? Если да, то для чего?

Тимоф не смог сказать мне ничего умного. Знак я ему показывать не стал, от греха подальше. По поводу Черного Ордена он лишь заверил, что мне не о чем беспокоиться, так как Светлый Владыка покарает любую ересь. Затем Тимоф предложил помолиться за души тех, кто не устоял перед тошнотворным соблазном. От его пылкой речи проснулся Деррик и незамедлительно поддержал послушника, заявив, что, без сомнения вся скверна скоро будет выжжена огнем и мечом. Вместе они принялись что-то говорить "о карающей длани Господа". Фыркнув, я отвернулся от обоих. Прав был Святой Великомученик Феофан Миролюбский в своих словах: "Вся ересь берет своё начало от науки, нет большего вместилища порока, нежели перечитавший книг разум!". Вот уж верно, Деррик и Тимоф не больно-то искушали свои мозги ядом познания, первому было достаточно рыцарского кодекса, второй ограничивался только святым писанием, молитвой и безграничной верой в Светлого Владыку. Дальше своих идеалов они ничего не хотели знать. В итоге — два девственно чистых разума, незамутненных сомнениями и еретическими мыслями, коим, без сомнения, была уготована дорога в рай. Мне же на Страшном суде явно припомнят все зерна сомнения в Божественной Силе, что запали в мою душу от частого просиживания в библиотеке.

Отвернувшись от друзей, я снова улегся на свой спальный мешок, накрылся походным шерстяным одеялом и по новой попробовал уснуть. Однако ничего из этого не получилось. Вскоре дружину поднял на ноги дикий крик петуха, живущего на мельнице. В родовом замке князя дружину на утренний подъем также будил петух, посему, чисто по привычке, солдаты повыскакивали со своих лежанок и побежали строиться. Романх, хоть и не собирался в этот раз поднимать дружину чуть свет, сам оказался не в силах изменить привычке и, поспешно надев на голову шлем, двинулся к солдатам. Вскоре обещания задушить несчастного петуха громкими криками пронеслись по округе. Из всей дружины я, наверное, был единственным, кто выражал несчастной птице свою благодарность. Подобный сон не принес бы мне отдыха, навеяв только лишнюю усталость. Пытаясь взбодриться, я первым побежал к колодцу, желая вылить на свою голову ведерко ледяной, освежающей воды. Я как раз успел это сделать, когда снова почувствовал покалывание во всем теле. Чертов знак не давал мне покоя! Собрав волю в кулак, я попробовал противостоять этой силе, перебороть её, однако, уколы стали только сильнее. Ничего не понимая, я набрал в ладони немного прохладной воды и сделал пару глотков, решив просто не обращать внимания. Первые пару секунд это помогало, но потом уколы просто согнули меня пополам. Стремясь не закричать от боли, я, закусив губу, поспешно вытащил проклятый предмет из сумки и бросил его на землю. Вмиг мне стало легче, отдышавшись, я перевел взор на знак и поразился. Он вибрировал! Земля рядом с ним тоже дрожала, как будто пытаясь отбросить злую сущность подальше от себя.

— Черная магия! — поразился я.

Больше всего на свете мне хотелось сейчас взять какие-нибудь щипцы, схватить с их помощью чертов символ и зашвырнуть его куда подальше, а то и вообще закопать в землю. Естественно, я сдержался. Знак был проклятьем, но он же был и ключом к ответам на мои вопросы. Эту вещь нужно было показать главному настоятелю монастыря и спросить совета. Знак явно был мне не по зубам. Я не мог распоряжаться им по своему усмотрению. Моих скудных сил хватало лишь на то, чтобы почувствовать злую сущность этой силы, но я понятия не имел о её природе. Неожиданно знак перестал дрожать и как будто затих. Преодолев отвращение, я аккуратно дотронулся до него рукой. Ничего не произошло! Никаких уколов. Зло как будто присмирело. Чуть поколебавшись, я вернул предмет в сумку.

Закончив умывание, я направился к карете. Необходимо было навестить принцессу. Возможно, Её Высочество нуждались в чём-то. Если честно, я не имел ни малейшего представления, когда честным слугам полагается проведывать знатных особ. Князь Герхард не придерживался никакого четкого расписания, но ему, по-видимому, и меньше требовалось.

— Входи, послушник! — последовал голос принцессы ещё до того, как мой кулак успел постучать в дверь.

Я поразился и осмотрел занавески на окнах кареты. Они были задернуты наглухо! Может, в стенках кареты была какая-нибудь едва заметная дырка, через которую принцесса могла подглядывать? Иначе как она могла узнать, что кто-то идет, и при этом, что иду именно я?!

— Чего стоишь, святошка? Ты всегда по утрам такой заторможенный?! — насмешливо спросила Люция.

Почувствовав стыд, я поспешно открыл дверь и зашел внутрь кареты. Принцесса была, как всегда, прекрасна. Склонившись над резным столиком, Её Высочество совершала некий непонятный, по сути, любому мужчине утренний ритуал, именуемый в простонародье "наведением марафета!". В данный момент Её Высочество водила по своей нежной щечке тонкой губкой, присыпанной какой-то пудрой, или хрен его знает чем. Смысл действа от меня ускользал, принцесса была настолько прекрасна, что никакие "марафеты" не могли повлиять на её светлый облик, ибо, как писал в своей седьмой книге Святой Великомученик Феофан Миролюбский: "Нельзя усовершенствовать совершенное подобно тому, как нельзя объять необъятное или впихнуть невпихуемое!". Возможно, дело было в необходимости соблюсти саму церемонию прихорашивания, а, может, и просто в привычке.