Вольфганг Хольбайн - Возвращение колдуна Страница 20

— …и этот человек сейчас здесь, — продолжал Темплес, не обращая внимания на замечание доктора.

Мейн уставился на него.

— О чем ты говоришь? — спросил он. — Ты… ты, должно быть, ошибся, Лоури.

— Да нет же, доктор, — ответил Темплес. — Я знаю, что говорю. Он здесь. Он живет, доктор. Дьявол живет, и он, представьте себе, не так далеко от Инсмауса.

— Это невозможно, — заявил Мейн, не в силах сдержать дрожь. Теперь в его голосе не хватало уверенности, но, несмотря на это, он продолжил: — Прошло уже почти двести лет, Лоури. Ты знаешь это лучше меня.

— А он все живет, — настаивал Темплес.

Он неожиданно отвернулся, снял с крючка свой плащ и начал одеваться. Дрожащие пальцы не слушались, лицо раскраснелось от волнения.

— Спросите других, если вы мне не верите, — сказал он. — Спросите Флойда, Баннистера или Мэлоуна — все они видели его.

— Видели? — Мейн поперхнулся.

Темплес кивнул.

— Позавчера. Он зашел в трактир — и все увидели его. И я тоже.

Сбитый с толку, Мейн затряс головой.

— Этого не может быть, — пробормотал он. — Это… Наверняка произошла какая-то ошибка. Этот человек просто очень похож на него. Такое случается.

— Это был он, — не отступал Лоури. — Я почувствовал это сразу, как и все остальные. И у него такие же силы, как раньше, доктор. Я ощутил на себе силу его руки, которая сжимала мне горло. Он… он напал на нас. И он победил — один против двенадцати. Он жив, доктор, — тихо повторил Темплес.

Мейн медлил, не сводя с Лоури недоверчивого взгляда.

— И что ты теперь собираешься делать? — наконец спросил он.

Темплес засмеялся, но в его смехе явственно чувствовалась горечь.

— То, что нужно было сделать двести лет назад, — сказал он. — Я знаю, что это не поможет моему сыну стать нормальным и даже, возможно, не снимет с нас проклятие. Но я накажу его за то, что он сделал мне и нашим детям. Я убью колдуна.

— Ты действительно считаешь, что прийти туда еще раз — это хорошая идея?

Мой собственный голос казался мне чужим. Он дрожал, и его звучание выдавало мою нервозность больше, чем мне бы того хотелось. Но Говард ничего не ответил на мои слова и лишь пожал плечами. Затем он выбросил в окно только что подкуренную сигарету и открыл дверь двуконной повозки.

— Пошли, — просто сказал он.

Повозка проехала дорожный знак с указанием: «Аркам», и мы увидели первые дома. Было еще не очень светло, и на фоне мрачного серого неба городские постройки выглядели как горбатые тени. Свет, который я заметил в окнах, казался каким-то бесцветным и бледным, словно его сияние было наполовину скрыто невидимой пеленой.

Как только я вышел из повозки вслед за Говардом, у меня по спине побежали ледяные мурашки. Конечно, для апреля это утро было слишком холодным, но я понимал, что тут дело в другом и холод, который заставил меня содрогнуться, имеет другую природу.

Город, распростершийся на вершинах холмов, представлял собой мирную картину, но я слишком хорошо знал, насколько может быть обманчивым это впечатление.

— Это он?

Быстрым жестом Говард указал на полуразвалившийся дом, стоявший слева от нас.

Какое-то время я внимательно смотрел на серое трехэтажное здание, затем сконфуженно огляделся по сторонам и наконец кивнул. Признаться, я немного сомневался, но, во-первых, никакой дом поблизости не был так похож на тот, в котором мне недавно пришлось побывать, а во-вторых, он находился на прежнем месте. Да и моя интуиция подсказывала, что это должен быть именно тот самый дом.

Сбивало с толку лишь одно: дом выглядел абсолютно не таким, каким я его помнил…

— Тогда пошли, — сказал Говард.

Он улыбнулся, но его голос звучал неуверенно. Он заметно волновался, хотя понимал, что из нас двоих у меня было больше причин нервничать.

— Все будет хорошо, малыш, — пробурчал Рольф с облучка повозки.

Я мельком взглянул на него и заметил добродушную улыбку на раскрасневшемся от холода лице, напоминавшем морду бульдога. Говард настоял на том, чтобы Рольф подождал нас снаружи, даже не потрудившись объяснить причину своего решения. Несмотря на это, я сразу догадался, почему Говард так поступил: Рольф был нашим прикрытием с тыла и — в случае если произойдет самое худшее — единственной возможностью для бегства. Мысль о том, что тебя прикрывает двухметровый Рольф, к тому же вооруженный, как-то успокаивала. Пока он был здесь, мы могли надеяться, что никто не нападет на нас со спины. Мы перешли через пустынную улицу и направились к заброшенному дому. Ветер гнал тяжелые грозовые тучи, и, в тот момент когда мы шагнули на заросший сорняком участок, солнце вдруг спряталось. Для нас это было плохим знаком.

Аркам лежал перед нами как город призраков; даже те немногие огоньки в окнах, которые я заметил по прибытии сюда, погасли. Кроме звуков наших шагов и тихого, монотонного воя ветра, не было слышно ни звука. Эта ровная ужасная тишина, которая уже была знакома мне, наводила тоску, и я воспринимал ее как угрозу.

Пытаясь прогнать неприятную мысль, я посмотрел на Говарда с преувеличенно обнадеживающей улыбкой и уверенно перешагнул через порог злополучного дома. Лопнувшее стекло выпало из створок дверей, рассыпавшись на мелкие осколки, и в глубокой тишине звук разбивающегося стекла показался слишком громким и даже жутковатым.

Когда мы вошли в холл, сумерки, окутавшие помещение, накрыли нас, словно серый льняной платок. Под нашими ногами клубами поднялась серая пыль, которую никто не тревожил вот уже несколько лет, и в лицо пахнуло затхлостью давно не проветриваемого помещения. Внезапно я почувствовал присутствие чего-то зловещего, но, как только попробовал сосредоточиться на этой мысли, она тут же ускользнула и исчезла.

Холл гостиницы имел абсолютно заброшенный вид. Повсюду была пыль и грязь, сухие листья и бумага, которую занесло ветром через разбитые окна; часть крыши провалилась. Стойка, за которой меня принимал старик, покосилась, как корабль, выброшенный на берег, доски пола просели. Обои поблекли и в некоторых местах висели клочьями либо были полностью содраны. Дом был явно оставлен на милость судьбы уже больше десяти лет назад.

Однако же это был тот самый дом, в котором я сорок два часа назад сердился на недружелюбного портье и заселялся в комнату…

— Нам туда? — спросил Говард, указывая движением головы на лестницу, что вела наверх.

Я кивнул, нервно провел кончиком языка по губам и последовал за ним, поднимаясь по прогнившим ступенькам. Вся лестница скрипела и содрогалась под нашим общим весом. Пыль поднималась из стыков скрипучих рассохшихся досок, и, когда я легкомысленно положил руку на перила, вся эта древняя конструкция угрожающе накренилась, и мне пришлось поспешно отпрыгнуть назад.