Дуглас Брайан - Остров жертвоприношений Страница 20

Все это было более чем удивительно. У молодого человека мороз пробежал по коже, когда он всерьез задумался над всем этим.

Неожиданно до его слуха донесся тихий стон. Гжегош спешился и пошел на звук. Под перевернутой телегой он обнаружил туранца, еще живого. Этот человек был так изранен, что смотреть на него жутко. На нем буквально не осталось живого места. Кто-то изрезал его ножом. Каким извращенным умом нужно обладать, чтобы терзать клинком раненого, который уже не в силах сопротивляться?

– Кто здесь? – пробормотал туранец.

Гжегош уселся рядом с ним на корточки.

– Кто ты? – повторил туранец, содрогаясь всем телом.

– Я твой враг, – стараясь говорить равнодушным тоном, ответил Гжегош.

Неожиданно для него туранец успокоился.

– Ты человек, – выдохнул он. – Хвала всем богам! Я боялся, что ты…

Он не договорил. В его горле что-то булькнуло.

Гжегош осторожно тряхнул его за плечо.

– Не умирай! Ты должен кое-что сказать мне…

– Человек, – прохрипел туранец. – Не уходи, пока я не умру. Будь рядом, иначе мне слишком страшно.

– Тебе и должно быть страшно, негодяи! Ты разорил мою деревню, убил близких мне людей!

– Что ж, все они отомщены, – тихо сказал туранец. – И клянусь, отомщены так ужасно, как еще никто и никогда… не мстил.

– Кто же уничтожил вас?

– А, ты понял! – туранец затрясся, плюясь кровью, и неожиданно Гжегош понял, что разбойник смеется. От этого демонического хохота у Гжегоша все заледенело в груди. – Ты понял, запорожец! Да, все они мертвы, все! Я остался последний. Я лежал здесь и слушал, как они стонут. Потом их голоса становились все тише. Они умолкали один за другим… Наконец я остался в одиночестве. В одиночестве! Как страшно уходить в Серые Миры, если никто не держит тебя за руку!…

– Ты убийца, – сипло проговорил Гжегош. Самообладание оставило его. – Я не стану держать тебя за руку, чтобы успокоить. Ты убил…

– Да, я знаю, что я уничтожил немало людей, – нетерпеливо перебил туранец, – но все, кого я убивал, имели близких, они умирали, оплаканные… Я же уйду один.

– Я останусь рядом, – обещал Гжегош. – Проклятье, я хотел бы перерезать тебе глотку, но эту грязную работу уже кто-то выполнил за меня, так что мне осталось лишь проводить тебя… Я ненавижу себя, но… мне тебя жаль.

Разбойник глянул на молодого человека. В темных глазах умирающего туранца блеснуло нечто похожее па иронию. Должно быть, при жизни этот человек был смешлив, да и женщины его любили. Неуместная мысль о характере туранца мелькнула в голове у Гжегоша, и он тряхнул волосами.

– Тебе меня жаль? – прошептал разбойник. – Ах, бедный щенок… Это тебя следует жалеть. Ты прожил жизнь, ничего в ней не видя, а я… я видел! Я видел покорных женщин и храбрых мужчин, я видел города, золото, дальние походы, прекрасных лошадей…

– И где это все? – спросил Гжегош. – Через неcколько мгновений от тебя останется лишь гора праха, который расклюют птицы.

– Да, это так… – Туранец перевел дыхание и заговорил почти спокойно. – Слушай меня, запорожец. Мы разогнали ваших мужчин, как глупых куриц, мы захватили ваш хлеб и все ценное, что нашли в домах, мы забрали красивую девушку…

– Это моя невеста.

– Невеста? – Туранец выплюнул сгусток крови и посмотрел на него негодующе. – Итак, у тебя была невеста… О, не хмурься, не тянись за ножом, никто из нас и пальцем к ней не прикоснулся, ведь она девственна. Такая красавица дорого стоит на рынках Аграпура…

– Кто напал па вас? – нетерпеливо сказал Гжегош. – Кого мне искать? В каком направлении они увезли ее?

Туранец долго кашлял и закатывал глаза. И наконец с трудом выдавил:

– Это другая банда… Гирканцы. Предводитель у них – точно гирканец, горбоносый такой, нрава бешеного… Они все были бешеные… – Он вдруг приподнялся и стиснул пальцы Гжегоша. – Они не люди! Люди не могут быть такими злобными тварями!

– Откуда ты знаешь? – Гжегош с досадой высвободил свою руку. – Самая злобная тварь на свете – это человек!

– Нет, это была нечеловеческая злоба… посмотри на меня, посмотри!… Он уже ударил меня в грудь, вот сюда, он уже понял, что я никогда не оправлюсь от раны и умру в степи, выкашливая из себя свою жизнь по капле, – но продолжал наносить удар за ударом! Он резал на мне кожу просто из удовольствия смотреть, как я корчусь, как кровь течет из моих ран, как я кричу от боли и ужаса… И он был там не один такой! Но хуже всего была та тварь, что летала над ними!

– Тварь? – пробормотал Гжегош.

– А, теперь и ты понимаешь… Тварь. – Туранец шептал, как в горячечном бреду, и водил темными, подернутыми влажной пленкой, глазами из стороны в сторону. – Да, жуткая тварь, с длинным хвостом, похожим на змеиный… Чешуя… Лапы с перепонками… И человеческое лицо. Слышишь? Мужское лицо, с бородой, с густыми бровями… Ему было смешно. Ты понял? Он смеялся! Мы умирали, а он смеялся! Но ты – ты человек, ты не станешь смеяться…

Туранец вдруг громко захрипел, выгнулся – и упал на траву неподвижный. Все было кончено.

Гжегош снова сел на коня. Некоторое время он объезжал поле боя. Все были мертвы. Телеги, взятые в деревне, валялись опрокинутые, наполовину сожженные. Добро, нагруженное на них, исчезло, И ни следа Ксаны, только легкий платок, который она носила на шее, – разорванный, втоптанный в грязь.

Гжегош медленно двинулся вперед по степи. Он наконец нашел след – подобие следа: в одном месте была слегка примята трава.

Дорога вела в одном направлении – к побережью Моря Запада. Некоторое время Гжегош скакал без устали, но затем даже его силы начали истощаться. Невозможно питаться одним лишь отчаянием да жаждой мести.

Несколько раз в степи Гжегош слышал демонический хохот, доносившийся издалека. Молодой человек следовал за этим хохотом как за путеводной звездой. Он был уверен в том, что умирающий туранец говорил правду, что все услышанное в разоренном лагере бандитов – не бред человека, стоящего на пороге смерти, но правдивое описание картины событий.

И злобный торжествующий смех незримого существа только укреплял Гжегоша в его уверенности. Гжегош больше не испытывал страха – даже перед той лютой тварью, которая превратила людей в подобие себя самой и натравила их на других людей.

Молодой человек знал и помнил одно: он должен нагнать негодяев прежде, чем те продадут Ксану.

Но на второй день погони силы оставили Гжегоша, он вынужден был признать необходимость небольшого отдыха.

Гжегош заглянул в маленький городок, попавшийся ему по дороге. Денег, чтобы расплатиться за ночлег и еду, у него не было, и он проклял себя за неосмотрительность. Нужно было забрать у убитых разбойников хотя бы их украшения и сапоги.