Елизавета Дворецкая - Огненный волк Страница 21

— Я не боюсь, — нетвердо ответила Милава. Она очень боялась, но хотела успокоить родичей. — Ведь кому-то же надо… И Бебря, и Оборотнева Смерть… Я не боюсь…

— Потому она и оборотню чуроборскому приглянулась! — сказала Спорина. — Видать, она всей нежити по вкусу. Ох, не до добра это доведет!

— Не каркай! — оборвал ее Брезь. — С твоим норовом и упырь жрать не станет!

Вмала полезла в ларь, вытащила несколько старых, от прабабки оставшихся, оберегов и все их навесила на Милаву. Чурам она зарезала белую курицу и бросила ее в печку, в каждый угол поставила по плошке молока, бормоча молитвы. Если уж так нужно для рода, то пусть чуры получше берегут ее младшую дочку.

На другое утро Вешничи поднялись на заре. На маленьком родовом святилище перед идолами чуров разожгли костер, зарезали трех белых петухов, их кровью обмазали идолов и клинок Оборотневой Смерти. Привели Милаву. Она была наряжена, как невеста: в белой, красными узорами вышитой рубахе под меховым кожухом, с красным поясом, с нарядным венчиком на голове поверх платка. Она была бледна, но внешне спокойна, хотя внутри у нее все дрожало, дыхание теснилось, руки и ноги были слабы и холодны. Женщины причитали, словно отдавали ее замуж в чужой род или даже в жертву гневным богам. Милаву поставили перед ликами чуров, и Берестень, поднимая руки к небесам, просил богов и предков не оставить без защиты их внучку. Милава крепко сжимала в руках костяную фигурку женщины-медведицы, самый старый в роду женский оберег, бывший даже старше Оборотневой Смерти, — бабка Ветоха дала ей Мать-Медведицу на такой случай. Уж если она не защитит, то больше надеяться не на что. Милава от страха сама не понимала, что с ней делается, а просила богов только о том, чтобы все кончилось поскорее.

Настал полдень, из своей избушки пришла на займище ведунья, пора было отправляться. Брезь просился пойти с сестрой, но старейшина ему не позволил — бой с упырем был делом для зрелых мужчин, а не для неженатого парня. Рогатину нес Бебря, самый крепкий мужик в роду. С ним шли еще два мужика — Корец и Спожин.

Вдруг мальчишки, которые сидели на тыну и высматривали упыря, дружно завопили и замахали руками, а семилетний Зайча чуть не слетел на землю.

— Неужто сам подвалил? — заговорили мужики. — И славно, недалеко ходить! К дому ближе — легче!

— Люди едут! Чужие! — орали мальчишки. — Много!

Услышав о чужих людях, сам Берестень побежал к воротам и выглянул наружу.

— Княжьи люди! — воскликнул он, вглядевшись в отряд, показавшийся со стороны Белезени. — Позабыли мы — ведь время дани! Ох, не ко времени как нелегкая принесла!

В самом деле, в тревогах и волнениях из-за упыря Вешничи совсем позабыли, что княжеское полюдье проходит мимо них перед самой Макошинои неделей. Теперь же приходилось отложить на время упыриный лов и встречать гостей.

Первое, что увидел Светел во дворе Вешничей, была священная рогатина в руках у Берестеня. Он сразу узнал ее — такая могла быть только одна. Длинное крепкое древко потемнело от времени и было до блеска отполировано десятками ладоней, все его от конца до самого перекрестья покрывала затейливая древняя резьба. Черный клинок в полтора локтя длиной был украшен знаками огня, и на нем алела свежая кровь.

Светел остановился в воротах, не понимая, что здесь происходит. Почему горит огонь перед чурами, зачем вынесли рогатину? Почему мужчины с копьями и колами в руках окружают дрожащую молоденькую девушку, разодетую, как невеста?

— Здоров будь, боярин светлый, пусть беды и недуги тебя и людей твоих за многие версты обходят! — выйдя вперед, с поклоном приветствовал его Берестень. — Прости, дань у нас не уложена — не ждали мы тебя ныне. Войди, обогрейся, пусть твоя дружина передохнет.

— Что у вас здесь случилось? — спросил Светел, сойдя с коня и глядя то на рогатину, то на девушку. — Или свадьба? Или на рать собрались? Или жертвы приносите?

— Беда у нас, боярин светлый. Упырь у нас по округе бродит. Не видали его? Уж дней десять мучает и нас, и соседей всех. Вот, вышли мы на него со священным оружием нашего предка! — Берестень показал рогатину. — Хотим погубить упыря!

— Это ваша рогатина священная? — с волнением спросил Светел. — Она любую нечисть бьет?

— Любую нечисть, нежить, любое зло она победит, — с гордостью ответил Берестень. — Когда пращур наш, Вешник, в сии места пришел, владел ими медведь-оборотень, и сила в нем была невиданная. Никому из людей он на десять дней пути жить не давал. Сам Сварог по мольбе пращура нашего дал ему железа из своей кузницы небесной, а Мать Макошь ветку Мирового Дерева сломила на ратовище[67]. Так сделал наш пращур рогатину сию и ею убил медведя-оборотня. Сам он на этой земле поселился, род наш от него пошел, и рогатина, Оборотнева Смерть, нас от бед хранит. Нет такой нечисти, что от нее бы целой ушла!

— Я с вами пойду! — решил Светел. — Дайте мне вашу рогатину — я сам упыря на нее насажу!

Ему не терпелось взять священную рогатину в руки, с ней он готов был совершить небывалое, и даже упырь не вызывал в его душе ни тени страха. Веш-ничи озадаченно переглядывались — такого они не ждали. Конечно, во многих кощунах говорится, что к людям славный витязь пришел и от беды избавил, но с упырем они настроились биться сами.

— Прости, боярин, беда сия наша, и одолеть ее мы сами должны, — ответила Елова, выйдя вперед из-за спин родичей. — Чужие руки нашей беды не разведут, а нашим рукам оружие предка великую силу придаст. А коли хочешь — ступай с нами.

Светел согласился. Из своих людей он взял только двоих — Елова сказала, что толпа напугает упыря и он не покажется. Задержка оказалась небольшой, чуть-чуть перевалило за полдень, еще можно было успеть. Дружина Светела расходилась по избам, устраивалась в беседе, а из ворот займища вышли ловцы на упыря. Впереди шел Бебря с Оборот-невой Смертью, за ним Милава, по бокам от нее шли Спожин и Корец с крепкими осиновыми кольями, заточенными и обожженными в священном огне перед чурами. Замыкал шествие Светел с двумя кме-тями. Особых оберегов на такой случай у него не было, но он надеялся, что меч не подведет его и при встрече с упырем. Родовичи провожали их заговорами, мольбами, плачем. Ворота закрылись.

Бебря держал священную рогатину так, как научила его Елова, и чувствовал, что Оборотнева Смерть, как живая рука, сама ведет его, указывает путь. Она сама чуяла себе поживу и вела прямо к ней. Миновав ближний березняк, Вешничи вслед за рогатиной свернули к Белезени. В холодном пустом лесу людей пробирала зябкая дрожь, под ногами хрустела смерзшаяся грязь, кое-где уже присыпанная снегом.

Милава едва переставляла ноги. Ей казалось, что ее ведут приносить в жертву. В памяти ее сами собой звучали рассказы деды Щуряка и Еловы о давних временах, когда каждый год по одной девушке отдавали на съедение Змею Горынычу, или о засушливых годах, когда девушку бросали в реку в жертву Ящеру. Теперь она знала, что они чувствовали по дороге. Да, конечно, это нужно роду, чтобы рождались новые дети, но все равно Милаве было отчаянно страшно.