Александр Прозоров - Медный страж Страница 21

Середин уронил шайку, тяжело перевел дух и посоветовал:

— Коли мерзнешь, пару пусти или воду разведи погорячее. А все остальное тебе еще рано.

Избавившись от наваждения, ведун стал осторожнее и на обнаженную невольницу старался больше не смотреть. Да и та после прохладного душа чуток подостыла и новой авантюры больше не затевала.

После помывки Олег влез в чистую синюю шелковую рубаху, благо осталась в запасе, невольнице же велел просто завернуться в полотенце, а невесомые газовые штанишки наскоро сполоснуть со щелоком.

— В комнате у печи повесим. Глядишь, до утра и просохнут.

Их возвращение в трапезную вызвало у всех минуту изумленной тишины. Распаренные купцы, нищие путники и даже доедающий поросенка попик вытаращились так, словно к ним на постоялый двор заглянула сама златокудрая Лада. В шумной компании у одного из мужиков даже куриная косточка изо рта выпала. Столь сильное впечатление вызвали, естественно, не мытая Олегова голова или чистая рубаха — а внезапное преображение нищенки-замарашки в стройную смуглянку с медными волосами, одетую к тому же в одно лишь льняное широкое полотенце.

— Эй, хозяин, или кто там вместо него! — крикнул Середин, усаживаясь обратно за стол. — Как наш заказ, дозрел?

С кухни выглянул один из мальчишек, скрылся назад, но уже через минуту выскочил из-за полога с длинным глиняным лотком, бухнул его на стол, обмахнул рушником:

— Меда хмельного, пива али вина принесть?

— Сбитеня горячего, — выдохнул ведун. — Хмельного добра везде хватает, а по нему соскучился.

— Сделаем, — кивнул мальчуган и умчался за полог.

А ведун снял крышку лотка, выпустив клубы кислого пара, разворошил темно-коричневую капусту, под которой скрывалась гусиная спинка.

— Ну, — кивнул он Урсуле. — Давай, зарывайся. Грех не оторваться после сухомятки.

Девчонка, получив разрешение, тут же зацепила и поволокла к себе птичью тушку. Неопытная степнячка не понимала, что самое вкусное в тушеном гусе — это не он сам, тощий, кожистый и костлявый, а именно капуста, в которую вытапливается самый жир и сок.

— Здрав будь, мил человек, — неожиданно подсел к столу рябой мужик из шумной компании. Пахло от него перегаром и дегтем. Небось, давно уже тешились угощением молодцы.

— И тебе доброй ночи, — кивнул в ответ ведун.

— Это точно, — обрадовался рябой, — ночь обещает быть доброй. Ты, как мы видим, человек ратный, с похода вертаешься. Ныне токмо отмылся. Небось, всю зиму в седле?

Олег промолчал, ожидая продолжения.

— А это, стало быть, полон твой… И вправду, не сестру же ты в поход с собой таскал? — Рябой довольно хихикнул своей шутке. — Слышь, служивый, дай с бабенкой побаловаться? Аккурат ночь ее поваляем, пока ты отдыхаешь. Мы заплатим, все чин-чинарем. От нее не убудет, тебе прибыток.

Урсула застыла, вперив взгляд Олегу чуть выше левого уха, словно увидела там призрака наяву. Рябой опять хихикнул, повернулся к компании и подмигнул.

— Нет, — кратко ответил Середин и зачерпнул капусты.

— Так по ру… — Только тут до мужика дошел смысл ответа, и он, уже успев привстать, грохнулся обратно на лавку. — Как нет? Почему нет? Да ты, видать, не понял, мил человек. Заплатим мы за баловство. Серебром заплатим.

— Нет.

— С каждого заплатим. А хошь — за ночь.

— Нет.

— Ну, ты… — Рябой чуть не сболтнул лишнего, но вовремя остановился, хоть и пьяный. Долго пялился на невольницу, потом выдал: — Эх, пропадай все синим пламенем! Пол гривны дам за ночь!

— Нет.

— Гривну!

— Нет.

— Эк ты торгуешься. Ладно, будь по-твоему. Гривну дам не за ночь, а повалять только.

— Ты слово «нет» понимаешь? — не выдержав, повысил голос ведун. — Дайте поесть спокойно.

Рябой наконец поднялся и утопал к своему столу. Но не успел Олег проглотить и трех ложек, как тот появился снова:

— Слушай, служивый. Круг так порешил, залог мы тебе за нее дадим. Коли попортим, сломаем что, зашибем али еще как сконфузимся, с залога долю снимешь. Али вовсе себе оставишь, мы люди честные.

— Нет.

— Две гривны за ночь! — повысил голос рябой. — Ты совесть-то поимей, служивый, куда более! Не убудет бабе от баловства. Ну так уважь людей, не порти доброго дня.

— Не твое, не хапай. — Олег чуть отодвинулся от стола и повернулся боком, чтобы саблю можно было выдернуть вверх, не зацепившись рукоятью за столешницу. Но тут на шум появился хозяин, закрутил головой, подскочил к столу: — Что не так, уважаемый? Никак холодец потек али петушок горячий?

— Да вот, ратный упертый, Тыга. Не хочет девки нам давать.

— Так найдем мы девок, гость дорогой, — попытался поднять его Болотник. — Эка невидаль — девки! Сколько пожелаешь, столько в светелку и подошлю.

— Я эту хочу!

— А человеку, что же, одному, холодному спать? Не просто ж так с собой возит.

— Не уважает он нас, Тыга. И серебро сулили, и залог — а не дает. Ему в прибыток, нам в удовольствие. Чего же еще с бабы взять?

В трапезной появился Первуша, моментально оценил обстановку, прихватил рябого под бок, вежливо, но твердо поднял и вместе с отцом повел к остальной компании.

— Красивая… — сдаваясь, пожаловался рябой.

— У меня краше найдутся, мил человек. Какую хошь, ту и получишь… — Болотник оставил пьяного на руках сына, вернулся к Середину: — Прощения просим. Загуляли ныне промысловики. Может, подать еще чего? Больно стол скудный. Стыдно мне, как хозяину.

— Вели лучше наверх угощение отнести, — поднялся Олег. — И тебе спокойнее, и мне не так противно. Там подкреплюсь.

— В горнице постелено все ужо, — обрадовался Болотник, что гость не стал раздувать скандал и требовать отступных. — Перинку лично проверял, простыни отбеленные…

Как ни странно, но в комнате наверху уже горел небольшой масляный светильник на сундуке, рядом лежали чересседельные сумки с вещами. Служка донес лоток, поставил рядом на стол пузатый кувшинчик со сбитенем, выскочил наружу.

— Скажи, господин, а две гривны — это много? — впервые за последний час подала голос Урсула.

— Ну двух коней добрых купить можно, — прикинул Олег.

— Спасибо…

Насчет перины хозяин и впрямь постарался. Толщиной больше метра, под весом человека она проминалась чуть не до пола, мягкая, словно облако. Доев почти всю капусту, ведун на всякий случай привалил сумками дверь и — опять же впервые за много месяцев — разделся, лег на чистое белье, провалился в мягкую постель. Невольница, словно случайно уронив полотенце, обнаженная подошла к лампе, затушила ее, потом просочилась под одеяло, прижалась к Олегу бархатной теплой кожей, скользнула ласковыми пальчиками по мужской груди, рукам, по расслабившейся было плоти…