Вера Петрук - Последний Исход Страница 21

Регарди не удивился, когда среди серкетов заметил Сейфуллаха. Мальчишка не был ранен, но дышал быстро и прерывисто, как дышат сильно напуганные люди. Впрочем, Арлинг надеялся, что это была просто игра.

— Ты не отличаешься от других наемников Санагора, — продолжил настоятель, — хотя сначала я думал, что его людям удалось завербовать кого-то из етобаров. Я ошибался. Етобар предпочел бы оторвать себе руку, чем потерпеть поражение.

«Рано делать выводы, Бертран», — мысленно ответил ему Арлинг. Значит, он был не первый, кто пытался спасти имана. Почему Сахар не сказал ему об этом?

— У Белой Мельницы нет фантазии, нанимают одних и тех же, — наивно посетовал настоятель. — Одни выдают себя за учеников, другие за учителей. Чтобы внести ясность — школа Джемагула прекратила существование два года назад. Санагор сам разгромил ее, когда узнал, что Джемагул перешел на сторону Подобного. А теперь правда. Из какой ты школы?

Бертран слегка повернул его запястье, и Арлинг сжал зубы, так как был уверен, что болеть сильнее уже не может. В последнее время он часто ошибался.

— Я не наемник! — яростно прошипел Регарди.

— Не нужно отпираться, мальчишка во все признался, — настоятель кивнул в сторону Сейфуллаха. — В отличие от тебя он умеет отвечать на вопросы. Эй ты, повтори, что рассказал нам сегодня.

Укол совести был не таким болезненным, как захват Бертрана, но вполне ощутимым. Пока Арлинг отдавался воспоминаниям и тренировкам в учебном зале, серкеты допрашивали Сейфуллаха. Оставалось понять, почему их не схватили сразу, а позволили оставаться гостями Пустоши несколько недель? И что заставило Бертрана прервать игру именно сейчас?

— Я сын бедного лавочника из Иштувэга, — тем временем, заныл Сейфуллах, бухнувшись на колени перед настоятелем. — Когда заболел Белой Язвой, за мной пришли ивэи, чтобы отвезти в Башню. Потом кто-то вытащил меня из телеги. Это был он, — Аджухам кивнул в сторону Арлинга. — Дальше одни провалы. Очнулся я уже в пустыне. Он сказал, что я обязан ему жизнью, и если я не буду делать так, как он велит, то меня бросят на растерзание пайрикам. И мою семью убьют — если не он, то люди из его клана. Велел мне притворяться учеником боевой школы, хотя какой из меня ученик? Я своей вины не отрицаю. Мы обманом проникли в сокровенное место, но клянусь добрыми богами, я действовал не по своей воле. Раскаиваюсь и молю о прощении.

— Ах ты, песий сын, — вскричал Арлинг, подхватывая игру Аджухама. — Да он помутился рассудком после болезни!

— Сам такой, — огрызнулся Сейфуллах.

— Если ты думаешь, что мы не отличим ученика боевой школы от обычного мальчишки, то ты заблуждаешься, — хмыкнул Бертран. — А ну, «ученик», покажи ладонь.

Аджухам поспешно протянул руку, которая тряслась вполне натурально.

— Здесь все ясно, — заключил настоятель. — Тяготы болезни и долгого пути наложили свой отпечаток, но это рука торговца, купца или писаря. Мозоль на среднем пальце весьма характерна. Мальчишка чаще держал в руках перо, чем меч.

Отпустив Сейфуллаха, Бертран вывернул ладонь Арлинга.

— Занятия боевыми искусствами накладывают трудно скрываемый отпечаток. Указательный и средний пальцы утолщены на суставах, большой палец был вывихнут и не раз…

Настоятель задумался, вглядываясь в его руку, и Регарди дернулся, желая отвлечь его внимание.

— Я убью тебя, мелкий поганец, — прошипел он, выплевывая слова в сторону Сейфуллаха. — Ты умрешь медленной и мучительной смертью, как я и обещал!

— Никого ты не убьешь, — усмехнулся Бертран, отвлекаясь от его ладони. — Мальчишка виноват, но мы ценим честность. Он отправится обратно домой, в Иштувэга, а вот ты останешься здесь. Навсегда.

Больше халруджи было знать и не нужно. Пусть и временно, но пока Аджухаму не угрожала опасность. А значит, появился шанс перейти к запасному плану.

«Одержать сто побед в ста сражениях — это не вершина превосходства, — учил Махди, — Подчинить врага, не сражаясь — вот подлинная вершина мастерства».

Регарди бился тысячи раз — с успехом и с поражением, но предстоящая битва должна была стать особенной.

— Я солгал вам во всем, кроме одного, настоятель — произнес он, надеясь, что за время, проведенное в Пустоши, сумел правильно прочитать Бертрана. — Так вот, правда в том, что я действительно мастер танца. И очень хочу жить. Предлагаю заключить сделку. Я покажу тебе танец, которому обучил меня один человек перед смертью, и если мне удастся поразить тебя, ты наградишь меня свободой. Отпусти меня в пустыню без воды, пищи и оружия — пусть пайрики решают, жить мне или нет. Если же мое представление тебе наскучит или не понравится, то ты разделаешься со мной так же, как и с другими наемниками, которые приходили спасать Санагора.

Арлинг слышал, как задержал дыхание Сейфуллах, как усмехнулся Бертран, как шевельнулся один из серкетов, нервно поправив ножны. Все понимали, что он затеял какую-то игру и сейчас усиленно пытались разгадать ее правила. Оставалось надеяться, что любопытство настоятеля, подогретое долгими годами отшельничества, окажется сильнее его благоразумия. Если бы халруджи был на месте настоятеля, он свернул бы шею такому «танцору», не задумываясь, но Бертран, к счастью, не смог побороть свой интерес.

— Что ж, — пробормотал он. — Я выжидал две недели, думаю, что смогу подождать еще полчаса. Но не рассчитывай, что сможешь меня обмануть. Мои братья будут держать тебя на прицеле.

Арлинг и без его слов понял, что несколько серкетов достали метательные трубки. Терпкий запах миндаля и вишни подсказал, что стрелки или иглы были предусмотрительно смазаны ядом. Пусть. Тридцать минут хватит, чтобы повторить танец Атреи, который он изучал с иманом много лет после ее смерти. Он вспомнил о нем, когда едва не упал в ров в тренировочном зале и был благодарен судьбе за подсказку. Уверенности в успехе не было, но Регарди решил положиться на удачу, хоть и понимал, что решение опрометчивое. Танец Атреи был оружием, которое стоило применять с горячим сердцем, но на холодную голову. У него же давно все было наоборот.

Настоятель, наконец, отпустил его руку, и Арлинг заботливо прижал ее к себе, чувствуя, что временно лишился одной конечности. Она была абсолютно бесчувственной. Впрочем, для его замысла достаточно было и одной руки.

Серкеты тщательно обыскали его, выложив перед настоятелем весь боевой арсенал Арлинга. Регарди не возражал, довольный тем, что его не заставили снимать одежду. Татуировка вызвала бы ненужные вопросы.

— Вы не против, если я попрошу мальчишку отбить ритм? — обратился он к Бертрану, который внимательно разглядывал его оружие. — А если у вас найдется баглама, то скучно точно никому не будет.