Башня. Новый Ковчег-2 - Евгения Букреева Страница 21

— Отложил? — не понял Кравец. — Как отложил?

Такого поворота он не ожидал. Наоборот — предполагал, что получит приказ действовать быстро и решительно. А тут…

— На время отложил. Как ещё откладывают. До нашей отмашки. Так понятно?

— Понятно.

— Ну и славно.

* * *

Дверь за Кравцом бесшумно закрылась. Антон всё ещё чувствовал мягкий и вязкий морок, который окутывал его после встречи с хозяином кабинета, который он только что покинул. Но морок постепенно отступал, освобождал его, и вдруг Антон понял. До него дошло. Если что-то пойдёт не так, убирать будут не мелкую сошку Полякову. Уберут Юру. И его. Его тоже уберут.

В голове отчётливо прозвучал мягкий, вежливый голос: «Знаете, за что я уважаю Павла Григорьевича? За масштаб» и следом насмешливое «Литвиновская школа — мелкоуровневые бандитские разборки…».

Антон тихонько застонал. С Литвиновым было проще. Там он знал всю или примерно всю сеть, информаторов и исполнителей, а теперь… теперь он живёт и действует как в тумане. Он не знает, кто стоит справа, слева, за его спиной. Кто ему сегодня подставит ножку, а завтра вонзит нож в спину. Об этом знает лишь кукловод, оставшийся там, за закрытыми дверями.

«Ну, молись, Антон, — сказал сам себе Кравец. — Молись крепко. Молись всем богам, чтобы и на этот раз пронесло».

Глава 10

Глава 10. Анна

— Глупо! Глупо, Аня! По-детски бестолково и глупо. Ты хоть сама-то понимаешь всю абсурдность и всю опасность своей затеи? А главное — зачем? Ради чего?

— То есть как, ради чего?

Анна сидела, чуть сгорбившись, на стуле, уронив руки на колени, и смотрела, как он бегает по комнате, наматывая круги. Комната была небольшая, как и все остальные, расположенные в центре больничного этажа. Раньше здесь была одна из тайных палат, где она прятала своих незаконных пациентов, а сейчас — просто пустая комната. Ремонтные работы до этой части этажа ещё не добрались и в ближайшие месяц-два вряд ли доберутся. И пока, пожалуй, это было самое укромное место во всей больнице.

— Да, ради чего?

Он наконец остановился и пристально посмотрел на неё. Прищуренные зелёные глаза смотрели гневно и зло.

— Ну, может быть, хотя бы ради тебя, Боря.

* * *

В тот день, когда мать Бориса наконец-то ушла, оставив Анну одну и так не убедив её позвонить или хоть как-то связаться с Савельевым, Анна почувствовала небывалое опустошение. Тошнотворное чувство дежавю, ощущение, что всё это уже происходило и опять повторяется, было настолько живым и всеобъемлющим, так цепко держало за горло, что Анне почти физически стало плохо.

Татьяна Андреевна с каким-то маниакальным упорством, не слыша её, доказывала, что Савельев послушает, Савельев сделает, Савельев поймёт…

— Ты только сама ему скажи, Аня, сама, только сама скажи…

От этих сто раз повторенных слов кружилась голова, и Анна, уже ничего не говоря и не пытаясь протестовать, просто сидела и слушала Борькину мать, в словах которой странным, причудливым образом переплетались горе, отчаяние и надежда.

И лишь оставшись наедине, Анна дала волю слезам.

Она плакала даже не по скорой смерти Бориса, которая стояла на пороге, переминаясь с ноги на ногу и бросая нетерпеливые взгляды на стрелки часов Борькиной суетной жизни — Анна оплакивала их дружбу, её, Павла, Бориса. Дружбу, которая когда-то казалась вечной, но, увы, как и многое другое не выдержала проверку временем.

— Это потому что дружить втроём нельзя. Так не бывает! Тем более, что ты — девчонка, а они — парни!

Перед глазами Анны встало бледное, перекошенное от злости лицо Вики, их одноклассницы. Тогда, в шестнадцать лет, Анна думала, что ненавидит эту девчонку, эту бестолковую и до неприличия красивую куклу, с длинными белокурыми локонами и дурацкими голубыми глазами, с которой Пашка целовался на переменах (а, может, и не только целовался) и которую везде таскал за собой, не обращая никакого внимания на Борькины красноречивые протесты и язвительные подколки. И, конечно, не замечая Анниных страданий. С этим у Пашки всегда было туго.

* * *

— А сегодня я точно не смогу. У нас с Пашей свидание…

Рука Анны так и застыла на ручке двери. Она уже собиралась выйти из кабинки туалета, но упоминание Пашкиного имени остановило её. Красавица Вика Мосина, растягивая гласные, ещё раз повторила, смакуя каждое слово:

— У нас с Пашей свидание.

— Тройное? — насмешливый голос принадлежал Викиной подруге, Лике, высокой брюнетке, красотой и заносчивостью не уступавшей самой Мосиной. Две подружки, Вика и Лика, тьфу — Анна скривилась — не имена, а собачьи клички.

— Четвертное! С ними ещё эта уродина Бергман увяжется!

Звонкий смех заполнил женский туалет. Сколько же их там? Как обычно, вся свита Мосиной? Она, что, даже в туалет одна сходить не может?

Анна сжалась в своей кабинке. По-хорошему, надо было просто открыть дверь и выйти, прошествовать мимо этих кудахчущих куриц с гордо поднятой головой, но она не могла… Не могла пересилить себя. Струсила.

— А я виновата, что она везде за нами таскается? — обиженно протянула Вика. — Паша ей сто раз говорил, но она же тупая.

Пашка ей, конечно, ничего такого не говорил, но кто знает, что он там мог наплести этой корове, в перерывах между поцелуями. При мыслях о поцелуях Анну замутило.

— Девочки, да она в него влюблена.

— Бергман? В Савельева?

— А то! Чего думаешь, она за ним бегает всё время.

Раскатистый хохот сплошной волной прокатился где-то над Анниной головой, ударился в кафельную стену, рассыпался на злые и обидные слова.

— Ой, девочки, вы даже не представляете, как она его достала…

Его? Кого его? Пашку? Анна почувствовала, как ноги её предательски подогнулись, и она медленно сползла вниз по стене кабинки, опустившись на грязный пол.

— Хоть бы в зеркало на себе что ли посмотрелась. Уродка, рожа вытянутая. И волосы как пакля…

— А она вчера с распущенными волосами в школу припёрлась, видали? — это уже Лика.

— Ой да! Я чуть не угорела…

— И перед Савельевым, перед Савельевым… видели, да, видели?

Голоса давно смолкли, да и девчонок уже не было в туалете — требовательный школьный звонок разогнал всю тусовку, а Анна всё ещё сидела на полу в туалетной кабинке, ошарашенная, оглушённая, не желая верить тому, что слышала, и всё-таки веря всему, до последнего слова…

В класс она так и не вернулась. Урок уже шёл, и сколько там времени прошло от его начала, Анна