Дмитрий Емец - Первый эйдос Страница 21

Тонкий волосок, на котором висело терпение здоровяка, оборвался. Он шагнул к Мефу и… А вот никакого «и» уже не было. Все, что он успел, – это шагнуть, потому что хилый алкаш подскочил едва ли не на полметра и боднул противника головой в нос. Здоровяк откинулся назад. А тощий уже бил его с двух рук, очень быстро и резко, точно заяц играл на барабане. На лице здоровяка медленно проступали боль, удивление и новое, явно чужеродное ему прежде, выражение робости. Вместо того чтобы драться – а разве не этого он желал? – здоровяк испуганно втянул голову в плечи и, хлюпая разбитым носом, попятился. Затем повернулся и побежал.

Хилый алкаш гнался за ним, пытался пнуть на бегу и отправлял ему в спину все встречающиеся предметы, подходящие для метания. Мефодий проводил их задумчивым взглядом. Затем вернулся к Даф.

– Ну вот. Ты хотела – я вмешался, – сказал он.

– Я хотела, чтобы ты вмешался не так! Чтобы урезонил, объяснил, показал пагубность того пути, которым… – сбивчиво начала Даф и замолчала, встретив ироничный взгляд Буслаева.

– При желании их можно еще догнать и посеять разумное, доброе, вечное. Так что, догнать? – предложил он, прикидывая расстояние.

Алкаш, бежавший первым, неожиданно поскользнулся на ровном месте и аккуратно прилег на травку. Тот, что догонял, налетел на него, споткнулся и тоже растянулся.

– Не надо никого догонять. Как ты сделал, что тот на него набросился? – спросила Дафна.

– Да никак. Поменял местами их эмоции. Взял агрессию здоровяка и поместил ее в мелкого. А всю робость мелкого отдал здоровяку. Даже усилил немного, – сказал Меф неохотно.

В его взгляде читалось: объяснять элементарные вещи – что может быть тоскливее. Однако Даф неожиданно заинтересовалась:

– Поменял эмоции? А что ты при этом испытывал? Что представлял?

Меф честно задумался.

– Да ничего особенного. Вроде как хватаешь за головы двух разноцветных ужей и перекладываешь из одной корзины в другую. Одновременно. Главное, чтобы ужи не соприкоснулись хвостами, – пояснил Меф.

– А почему нельзя, чтобы соприкоснулись? – быстро спросила Даф.

– Сам не знаю. Думаю, ничего ужасного не произойдет и солнце не погаснет, но чувствую, что лучше этого не делать. И еще надо перекладывать ужей очень быстро, пока они не поняли, что их схватили. Иначе человек захлопнется, уж заползет в нору, и все. Я, конечно, могу ему там все разломать в психике, но смысла в этом нет. Ужа из норы уже не достанешь.

– Все равно ты слишком круто с ним поступил… Головой в нос! – сказала Даф.

– Я понятия не имел, что он его боднет. Но так этому идиоту и надо. Бесконтрольного истерика простить можно. Он хотя бы не ведает, что творит. А вот контролируемого нельзя, – убежденно сказал Меф.

Даф не понравилось, как это было произнесено. Слишком непреклонно, с сознанием безусловности собственной правоты. Стражей света с первых курсов учат, что категоричность опасна и узка. Осуждая других, невольно выдаешь собственное несовершенство. Становишься эдаким сверхчеловеком, право имеющим. Наполеончиком с кариесом и пивным животиком.

– А ты что, всем судья? Неприятно быть наследником мрака, – сказала Даф.

Она заметила, что Меф задет, но не жалела, что сказала. Правда всегда предпочтительнее лжи. Хотя правдой тоже надо размахивать аккуратно. Правда – тяжелая дубина, которой при неосторожном обращении легко просадить голову и ввергнуть человека в пучину уныния.

Через полчаса проголодавшийся Меф вновь стал заманивать Дафну в кафе.

– Ну уж нет! Торчать в духоте – слишком большая жертва для этого вечера.

Даф уселась на спинку скамейки на Тверском бульваре. Давно замечено, что у парковых скамеек на московских бульварах именно спинка самое вменяемое место. Низ же грязен и страдает хроническим отсутствием досок.

Пристроившись рядом, Меф жестом фокусника извлек из воздуха две чашки горячего шоколада и два шашлыка.

– Я шашлык не буду, – отказалась Даф.

– Почему это?

– Потребляя мясо, мы тем самым поощряем убийство. Становимся его соучастниками. Пожираем боль и страдание бедных животных.

– Допустим. Но одновременно мы дарим жизнь новым коровам, – резонно заметил Меф.

Не поддаваясь на философские уловки, он с аппетитом поедал шашлык.

– Как это «дарим»?

– Сама подумай. Никто не стал бы разводить коров из любви к коровам как таковым. Ну, может, десяток маньяков в мире. Это же не персидские кошки.

– А молоко? Масло? – возразила Даф.

– Для молока коров надо меньше раз в пять. А свиней вообще не нужно. И индеек. Если бы их перестали есть, они бы исчезли. Ни один фермер не стал бы заморачиваться. Осталось бы штук сто по зоопаркам. «Смотрите, детки, это свинья, а это индейка! С тех пор как люди поголовно стали давиться салатом, они занесены в Красную книгу!» – сказал Меф, и Дафна вновь не нашлась, что возразить.

С тех пор как Меф освоил риторику мрака, спорить с ним стало невозможно. Дафне все чаще казалось, что она не справляется. Не она тянула Мефа к свету, но он постепенно прививал ей свои взгляды. Голодная Даф покосилась на шампуры в руках у Буслаева, и страдания бедных коров перестали казаться ей такими ужасными. Ей пришлось напрячь волю, чтобы отвернуться и начать пить горячий шоколад.

– Уйди, гаденыш! Сейчас сумкой по голове дам! – сердито крикнул кто-то.

Мефодий и Даф одновременно обернулись. Вихляя бедрами, к ним направлялся суккуб Хнык – он же Хныкус Визглярий Истерикус Третий собственным персонажем. Ему грозила кулаком старушка с перекошенным от негодования лицом. Разболтанной походкой Хнык приблизился к их скамейке и из вежливости остановился шагах в трех. На заштопанном лице суккуба боролись страх и наглость. Женская половина рта посылала непрерывные улыбочки, мужская же была тверда и иронична. Даф порой задумывалась: неужели никто из смертных не видит, что это существо состоит из двух неловко сшитых половин?

– Больная женщина! Уж и обнять нельзя! – сказал Хнык с видом оскорбленной невинности.

– Чего тебе надо, суккуб? – строго спросил Меф.

– Я просто мимо проходил… Гулял. Приятного аппетитца, к слову сказать! – произнес суккуб с обидой.

Меф заглянул в чашку с горячим шоколадом. При приближении суккуба шоколад покрылся пленкой зеленоватой плесени.

– Гуляй дальше! – отрезал Меф.

Даф примирительно коснулась ладонью его колена. Она прекрасно знала: ни один суккуб не подойдет просто так, без цели.

– Садись, Хнык! – сказала она ласково.

Опасливо косясь на Депресняка, суккуб выбрал глазами место почище и опустился на краешек скамейки.

– Подержите, нюни мои, кисочку! Как-то она на меня подозрительно смотрит, – попросил он.