Джин Вулф - И явилось новое солнце Страница 21

– И давно ты об этом догадался? – прошептала Гунни. Она уже не плакала, но в уголке ее глаза повисла слеза, большая и круглая, как сама Гунни.

– С самого начала, когда ты принесла мне ту кашу. Моя рука была обнажена, и ее обожгло соками какого-то крылатого существа; это единственная часть моего тела, которая не была защищена металлом Сидеро, и я, разумеется, подумал об этом сразу же, как пришел в себя. Ты сказала, что тебя обожгло вспышкой энергии, но это примерно то же самое. Лицо и плечи, которые были обнажены, не задело. Ожоги у тебя на тех местах, которые обязательно были прикрыты рубашкой и штанами.

Я ждал, что она что-нибудь скажет, но она молчала.

– В темноте я позвал на помощь, но никто мне не ответил. Тогда я выстрелил из пистолета слабым лучом, чтобы посветить себе. Я поднял его на высоту глаз, однако в темноте не мог увидеть прицела, и луч вырвался чуть под углом вниз. Должно быть, он ударил тебя в солнечное сплетение. Пока я спал, ты, наверно, ходила искать Идас, чтобы продать ей меня за еще один хризос. Ее ты, конечно, не нашла. Она мертва, и ее тело заперто в моей каюте.

– Я хотела откликнуться, когда ты звал, – промолвила Гунни. – Но мы же вроде как притаились. Я знала только, что ты потерялся где-то в темноте, и ждала, что свет вот-вот загорится снова. Потом Идас приставил – приставила, но я тогда этого не знала – свой нож к моему горлу. Он стоял за моей спиной, вплотную, так что его даже не задело, когда ты выстрелил в меня.

– Как бы то ни было, я хочу, чтобы ты знала: обыскав Идас, я нашел у нее девять хризосов. Я положил их в кармашек ножен того ножа, который ты подобрала. Сидеро унес мой нож и пистолет; если ты вернешь их мне, золото с полным правом возьми себе.

После этого Гунни не сказала ни слова. Я притворился, что сплю, хотя сквозь щелочки век наблюдал за ней, чтобы она не попробовала пырнуть меня кинжалом.

Вместо этого она встала, оделась и выбралась из комнаты, переступив через спящего Зака. Я ждал долго, но она не вернулась, и наконец я тоже заснул.

11. СТЫЧКА

Я лежал в небытии сна, но какая-то часть меня бодрствовала, плавая в море бессознательности, в котором пребывают неродившиеся и столь многие из умерших. – Ты знаешь, кто я?Я знал, хотя и не мог сказать, откуда.

– Ты – капитан. – Верно. Кто я? – Мастер. – Я сказал так, потому что снова, похоже, стал учеником. – Мастер, я не понимаю.

– Кто капитан на корабле?

– Мастер, я не знаю. – Я – твой судья. Эта расцветающая вселенная отдана мне на хранение. Мое имя – Цадкиэль. – Мастер, – спросил я, – так это суд надо мной?

– Нет. Близится суд надо мной самим, не над тобой. Ты был королем-воителем, Северьян. Ты будешь сражаться за меня? Сражаться по доброй воле?

– С радостью, мастер.

Во сне я как будто услышал отзвуки собственного голоса: «Мастер… мастер… мастер…» Ответа на них не было. Солнце умерло, и я остался один в леденящей тьме.

– Мастер! Мастер!

Зак тряс меня за плечо.

Я сел, мысленно отметив, что он умеет говорить гораздо лучше, чем мне казалось.

– Тише, я уже проснулся, – сказал я.

– Тише! – спопугайничал он.

– Я что, разговаривал во сне, Зак? Наверное, ведь ты разобрал это слово. Помнится…

Тут я умолк, потому что Зак приставил ладонь к уху. Я прислушался тоже и услышал крики и шаги. Кто-то позвал меня.

Зак выбежал из дверей первым, даже не выбежал, а вылетел одним низким прыжком. Я не отставал от него и, ободрав руки о первую же стену, научился сгибаться и отталкиваться от них ногами, как он.

Поворот, еще один, и мы увидели сцепившихся в драке людей. Следующий прыжок бросил нас в самую гущу схватки, но я не имел ни малейшего понятия, за кого мы будем драться, если нам вообще есть за кого тут драться.

Моряк с ножом в левой руке прыгнул на меня. Я перехватил его, как учил когда-то мастер Гурло, и бросил об стену, только тут заметив, что это Пурн.

Времени на вопросы и извинения не было. Кинжал синего великана метнулся к моим легким. Я ударил по его огромному запястью обеими руками и тут, слишком поздно, увидел второй кинжал, который он прятал в другой руке. Он выкинул его лезвием вверх. Я попытался увернуться, но двое дерущихся сзади оттолкнули меня обратно, и я рассмотрел вплотную синий стальной ненюфар смерти.

Словно бы законы природы не распространялись на меня, лезвие все не опускалось. Великан продолжал размахиваться, отводя кулак с лезвием, пока сам не начал клониться назад, и я услышал, как хрустнуло его плечо и как он страшно закричал, когда сломанные кости воткнулись в него изнутри.

Ладонь его была большой, но рукоять кинжала все же не помещалась в ней целиком. Я ухватил ее одной рукой, лезвие – другой, вывернул кинжал и вонзил его в грудную клетку противника. Он завалился назад, как падают деревья, сначала медленно, не сгибая ног. Зак, висевший на его поднятой руке, выдернул второй кинжал, почти так же, как это сделал я.

Каждый кинжал был достаточно велик, чтобы сойти за короткий меч, и мы немало поработали ими. Я потрудился бы и еще, если бы мне не пришлось встать между Заком и каким-то матросом, который принял его за рыскуна.

Подобные схватки кончаются так же внезапно, как и начинаются. Убегает один, за ним другой, и вот уже приходится бежать всем остальным, поскольку их становится слишком мало для драки. Так было и с нами. Всклокоченный рыскун с зубами атрокса попытался выбить у меня клинок куском трубы. Я почти отсек ему руку, затем ударил в горло – и вдруг увидел, что, кроме Зака, со мной никого не осталось. Какой-то матрос пробежал мимо нас, сжимая окровавленное запястье. Окликнув Зака, я последовал за ним.

Если за нами и гнались, то без особого усердия. Мы бежали по извилистому коридору, потом через гулкий пустой зал, уставленный неподвижными механизмами, по другому коридору, выслеживая тех, за кем мы следовали, по каплям свежей крови на полу и переборках, а однажды – по лежавшему навзничь матросу, и попали наконец в зал поменьше, в котором валялись разные инструменты и стояли верстаки, а на них пятеро матросов, тяжело дыша и сквернословя, перевязывали друг другу раны.

– Вы кто такие? – спросил один, угрожающе подняв кортик.

– Я его знаю, – сказал Пурн. – Это пассажир.

Правая рука его была завернута в окровавленную марлю.

– А этот? – Матрос с кортиком указал на Зака.

– Тронь его, и я тебя прирежу, – пообещал я.

– Какой же он пассажир? – сказал матрос неуверенно.

– Я не обязан тебе ничего объяснять и не собираюсь. Если ты думаешь, что мы вдвоем не уложим всех вас, рискни.

Матрос, который до того молчал, промолвил: