Эрик Карло - Варторн: Воскрешение Страница 21

Его жена, Аайсью. Его дети – Брон, Керк, Ганет и малышка Греммист.

Население У’дельфа составляло около двадцати пяти тысяч. Их убили и бросили, потому что войско Фелька ушло дальше. Боги великие, вы обезумели? Для чего вам понадобилась эта бойня?

Со своего места на пологом холме, к югу от У’дельфа, Брик мог обозревать широкую панораму. Он застыл в седле, с широко раскрытыми глазами, но ничего больше не видел. Одинокая мысль билась в его мозгу. Даже не мысль, а какой-то глубинный, обнаженный импульс. Беспощадный и мощный.

Месть.

Отомстить Фельку, который отнял у него все. Отомстить, потому что этого требовала его природа. Если бы все это разыгрывалось на сцене, он как актер потрясающе прославился бы ролью мстителя. Публика не разочаровалась бы. Нужно только подобрать подходящую месть, что-нибудь стоящее. Такое, что будет ему по плечу, учитывая его природные способности – и притом нанесет максимальный ущерб врагу…

После падения У’дельфа минуло уже полмесяца. В пути до Брика дошли известия, что войско Фелька, постояв недолго лагерем южнее разоренного города и захватив принадлежащие ему земли, двинулось на Суук, – который, недолго думая, сдался. Очевидно, судьба У’дельфа послужила наглядным уроком, и народ Суука, возглавляемый той кучкой министров, которая когда-то показалась ему такой забавной, очень хорошо усвоил этот урок.

Раздумья о прошлом улетучились, когда Брик приблизился к небольшому отряду солдат, перегородившему дорогу. За их спинами раскинулся Каллах – впечатляющая масса домов и улиц; хотя тот же У’дельф, к примеру, был почти вдвое больше этого города. У Каллаха не было стен, но, без сомнения, все подъездные пути охранялись, да и по периметру, вероятно, курсировали патрули.

Брик заметил только один след разрушений: дом в предместье со сгоревшей крышей. Над ним трудилась строительная бригада: разбирали стены, чтобы использовать камень. Видимо, других отметин первого натиска Фелька на этот город не осталось.

Брик провел на подвластной Фельку территории уже немало времени. Ощущение было не из приятных – что-то темное ощутимо давило на душу. Территории и границы государств и раньше, бывало, сдвигались, но очень редко это сопровождалось столь резкими переменами. Ныне же рубежи Фелька существенно сдвинулись на юг. То, что совсем недавно было просто большим городом-государством, теперь приобрело размеры империи. И никто по-прежнему не знал, до какого предела Фельк намеревался продолжать свою агрессию. В пути Брик встречал немало людей, убежденных, что северяне намереваются захватить весь Перешеек. А другие полагали, что в будущем следует ждать еще больших жестокостей, чем уничтожение У’дельфа.

Когда Брик впервые наткнулся на подразделение фелькских солдат, они допросили его. Им было велено проверять, есть ли у проезжающих разрешение пользоваться данным отрезком дороги. На самом деле цель проверки, конечно, заключалась в том, чтобы перекрыть беженцам дорогу на юг. Брик, который направлялся на север, в глубь свежезахваченных Фельком территорий, несколько озадачил их. Он объяснил, что, будучи странствующим менестрелем, не раз путешествовал по этому маршруту, и сейчас также надеялся проехать дальше на север. Он ясно дал им понять, что война его ничуть не беспокоит.

Такое отношение к событиям было вполне привычным. Барды традиционно сохраняли нейтралитет. Для музыки практически не существовало государственных границ. На протяжении сотен зим, даже во времена, когда Перешеек сотрясали самые жестокие смуты, музыканты беспрепятственно проходили куда хотели. В некоторых областях даже считалось опасным чинить препятствия менестрелям – это сулило серьезную неудачу.

Разумеется, от него потребовали доказательств принадлежности к цеху менестрелей. Он охотно исполнил несколько песен.

В результате фелькские солдафоны даже выдали ему гражданский пропуск и позволили ехать дальше. Пропуск представлял собой лист пергамента, на который капнули блямбу разогретого желтого воска; когда воск остыл и схватился, фелькский сержант маленьким металлическим штампом оттиснул на нем некий замысловатый знак. Формально это не обеспечивало Брику неограниченного передвижения по новым владениям Фелька – но хотя бы избавляло от подозрений. Теперь он мог не опасаться, что его ненароком повесят. Армию науськивали на инакомыслящих, на дезертиров и других беглецов. К бардам это, очевидно, не относилось. Их не считали опасными.

Теперь Брик без опаски придержал коня. Он был счастлив, что его серого не реквизировали, и теперь поднял руку с раскрытой ладонью в жесте обычного приветствия. Другую руку он не спеша сунул за пазуху, чтобы достать заветную бумагу с печатью.

На дороге стояло всего пятеро солдат. По глубоким наезженным колеям в плотной почве под копытами коня Брик догадался, что прежде здесь проходила главная транспортная артерия здешних мест; теперь же оживленного движения явно не наблюдалось. Оккупация наверняка нарушила или даже вовсе прервала нормальную торговлю и передвижения. Даже здесь, достаточно далеко от театра военных действий, Брик почти не встречал других мирных жителей, иногда целыми днями.

Если не считать неприятного холодка в душе, других осложнений на вражеской территории он не испытал: встречные солдаты принадлежали к оккупационным частям, а не к боевым.

По обеим сторонам дороги тянулись поля, заросшие травами, выгоревшими на летнем солнце. Поодаль был выложен из камней очаг, и что-то вкусно пахнущее булькало в полукруглом котелке над костром. Стояла лохань с водой, выстиранное белье колыхалось на ветру. Двое солдат играли в броски на самодельном столике из двух булыжников и щита, положенного сверху. В этой карточной игре использовались игральные кости и немалый запас хитростей. Брик когда-то неплохо играл в нее, даже не прибегая к разным волшебным тонкостям для улучшения своего счета.

Все говорило о том, что пятерка бравых солдат Фелька уже довольно давно занимает эту позицию. Похоже, служба в патруле не была им в тягость. Они поснимали все доспехи и остались в форменных рубашках, хотя и при мечах. Девушка-сержант подошла взять у Брика пропуск, едва удостоив его беглого взгляда своих выпуклых глаз. За ее спиной держался мужчина примерно одних лет с Бриком; этот со странным напряжением на лице присмотрелся к нему пристальнее.

Отпечаток на желтом воске был настолько сложен, что подделать его было трудно – а может, и вообще немыслимо. Сержанту, видимо, хватило одного взгляда, чтобы убедиться в подлинности пропуска, но она не торопилась возвращать его.

– Слезай с лошади. – В ее интонациях не было враждебности, только скука.