Ричард Кнаак - Право по рождению Страница 21

Сжёг их…

Передний стражник закричал. Он выронил меч и в ужасе уставился на свои руки, которые стали чернеть у всех на глазах. Не успел он сделать и вздоха, как плоть полыхнула, мускулы и сухожилия обратились в пепел. Даже кости чернели всё больше и больше, пока не осталось ничего.

Потом со стражником произошло то же, что и с его рукой. Его лицо сморщилось, а тело стало трястись, даже его броня стала тускнеть, словно была брошена в яму с пылающим углём. Он закричал, но крик его прервался, когда его язык рассыпался пеплом.

Затем исчезли глаза, оставив после себя лишь жуткие отверстия. Рассыпающаяся чёрная фигура обращалась в груду костей, которые продолжали дымиться, пока не обращались в прах.

Его товарищи не успели ужаснуться его судьбе, потому что тут же разделили её. Их короткие крики были пронзительны, их смерть знаменовал лязг пустой брони и выпавшего оружия.

Только после того как все они обратились в пыль, разум вернулся к Ульдиссиану… Он уставился на чудовищную картину, которую даже сейчас не мог до конца связать с собой. Но фермер не мог и отрицать того яростного побуждения, которое пронизало его насквозь, побуждения, которое он направил на несчастных людей.

Неестественная тишина нависла над Серамом. Наконец Ульдиссиан оторвал взгляд от ужасных останков и посмотрел на своего брата, который стоял в нескольких шагах от него. Дыша с трудом, очевидно, всё ещё чувствуя боль после ударов жёсткой плети, Мендельн смотрел с изумлением на своего старшего брата.

— Ульдиссиан, — в конце концов сумел он прошептать.

Но Ульдиссиан теперь смотрел не на Мендельна, а дальше, где остальные жители деревни стояли тесной группой, несмотря на то, что пленившие их люди были мертвы. В их глазах фермер увидел не облечение, но ужас.

Ужас, вызванный им…

Ропот возник внутри группы. Когда Ульдиссиан протянул руку в их сторону, они все, как один, отодвинулись.

Тогда Ульдиссиан тоже сделал шаг назад. Он посмотрел вокруг и увидел, что другие жители выбираются из своих убежищ. Те, кого он знал с детства, теперь смотрели на него точно так же, как недавние пленники.

Я ничего не делал… — пробормотал он скорее себе, чем остальным. — Я ничего не делал, — заявил сын Диомеда громче.

Но он знал, что люди Серама считают по-другому. Теперь они верили, что это он убил обоих проповедников. Как могло быть иначе? У них на глазах одного человека ударила молния, другой был пронзён своим собственным оружием, остальные были перебиты страннейшим образом.

Ульдиссиан заметил Тибиона. Он вышел вперёд к владельцу «Кабаньей головы». Старик был почти как отец ему со времени смерти Диомеда. Тибион по крайней мере мог рассудить здраво…

Дородный Тибион подался назад с каменным выражением лица, за которым он пытался скрыть отвращение и тревогу. Он молча качал головой.

Кто-то потянул Ульдиссиана за рукав. Мендельн. Морщась от боли, брат прошептал:

— Ульдиссиан… Пошли отсюда. Скорее!

— Я должен заставить их рассудить здраво, Мендельн! Они не могут верить…

— Они верят. Думаю, даже я верю. Это не имеет значения! Посмотри вокруг! Ты больше не Ульдиссиан для них! Ты — злодей, каким тебя назвал верховный инквизитор Собора! Только это они видят!

Плотно сдвинув брови, Ульдиссиан смотрел по сторонам. Всё та же злоба на лицах.

Снова объявился Дорий… И Тиберий вместе с ним. Рука капитана была перевязана, на его правой щеке виднелся глубокий порез. Позади них шли люди, которым было приказано запереть главу в его собственных казармах.

Наконец заговорить с Ульдиссианом решился Тиберий:

— Стой на месте. Больше никаких проклятых штучек, Ульдиссиан, заложи руки за спину…

— Всё это не я! — настаивал фермер, зная, что его протест снова останется неуслышанным. — Вы просто должны выслушать меня…

— Лучники на позициях, — с беспокойством вмешался Дорий. — Ульдиссиан, пожалуйста, будь благоразумен…

Фермер затрясся. Никто не выслушает его. Его окружало безумие. Они видели в Ульдиссиане убийцу, чудовище.

Отвлечённый бурей чувств внутри себя, он едва заметил, как Тиберий лёгким движением подал знак. Слова главы живо встали перед ним. Лучники. Те, кто когда-то были его друзьями, теперь готовы были скорее убить его, чем войти в его затруднительное положение.

Нет! — закричал Ульдиссиан. — Нет!

Земля затряслась. Люди стали валиться на землю. Какой-то свист коснулся его ушей.

Когда дрожание охватило Серам, рука потянула Ульдиссиана прочь. Но это была рука не Мендельна, а Лилии.

— Это единственная возможность! Идём!

Не будучи способным — и не желая — больше думать, он позволил ей вывести его из деревни. Хотя те, кто был вокруг, судя по всему, не могли следовать за ними с той же скоростью, ни фермер, ни благородная дева не испытывали никаких трудностей.

Кто-то выкрикнул его имя. Несмотря на усилия Лилии, Ульдиссиан оглянулся и увидел Мендельна на четвереньках. Его брат пытался пойти за ним, но испытывал те же проблемы, что и остальные в Сераме.

Не обращая внимания на протесты Лилии, он возвратился за Мендельном. Мендельн схватил протянутую руку и внезапно обнаружил, что может подняться на ноги. Крепко держа его за руку, Ульдиссиан вывел своего брата из хаоса деревни.

— Лошади! — крикнул Мендельн, перекрывая шум. — Нам нужны лошади!

Ульдиссиан хотел было возразить, что у них нет времени позаботиться хотя бы об одной лошади, не говоря уже о пяти, но внезапно перед ними проскакала лошадь. За ней бежало ещё несколько, на всех были сёдла Собора Света. Они поскакали прямо к лесу… Прямо в руки ожидавшего их Ахилия.

Умеющий обращаться с животными, охотник легко изловил трёх из них. Серентия ухитрилась поймать ещё одну, но пятая убежала.

Ульдиссиан остановился рядом с охотником, лучшие друзья поглядели друг другу в глаза.

— Нам надо уезжать подальше отсюда, — наконец сказал Ахилий, передавая поводья двух лошадей фермеру. — И оставаться там, пока они не придут в себя.

Но оба мужчины знали, что это никогда не произойдёт. Ахилий и Серентия, да, могли вернуться, и сделали бы это, если бы фермеру было куда идти. Что касается Ульдиссиана и, исключительно из-за кровной связи, Мендельна, то им придётся попрощаться со своим домом навсегда.

— У нас только четыре лошади, — выдохнула дочь торговца. — Ульдиссиан, мы могли бы…

— Я поскачу с тобой, Ульдиссиан, — вмешалась Лилия. — Пусть она берёт другую лошадь.

Серентия была готова спорить, но Ульдиссиан в ответ на слова благородной девы уже вернул одни поводья. Ахилий тут же протянул их Мендельну, который смотрел на поводья, словно это были змеи.