Nik Держ - Кулаком и добрым словом Страница 21

— Постой, постой, — прервал Никиту Морозко. — Как так продал?

— Вот так, как всё продаётся и покупается.

— Но мне дед рассказывал про договор Олега Вещего с ромеями, а еще про договор князя Игоря с ними — же. Так вот, в тех договорах сказано: ежели найдутся в Греции между купленными невольниками русичи, то их освободить и взять за них чего они купцам стоили, или настоящую, известную цену невольников, да будут возвращены они в отечество.

— Так то ж договор, а на деле кто его выполняет? Мы ж Саломею столько золота добыли кровушкой своей, что чихать он хотел на все договоры вместе взятые! А ежели что, так он этим же золотом от кого хошь откупится. Мы когда в Царьград отплывали грамоту княжескую взяли с собой, в которой записано число людей, и кораблей отправленных. Ежели, скажем, мы без этой грамоты пришли, нас бы под стражу взяли, доколе князя нашего не известят. А если б мы, к примеру, противиться начали, жизни б лишили! У Нильса — то такой грамотки не было, а товар наш он продал! Значит, за золото можно не только княжью грамоту справить! Там, в Царьграде, за золото можно всё… всё купить от чести до совести, хотя откуда она у ромеев?

Никита почесал затылок и продолжил:

— Первое время нас не трогали, кормили как на убой. Гадостная там у них жратва, но ничего — сытная. Свежий воздух и хорошая еда быстро поставили нас на ноги. Прошло нескольких дней, и мы оказались на арене. Скоро выяснилось, что мы с Твердилой не самая слабая пара бойцов, нас всегда выпускали биться вместе. Кроме всего прочего нас обучали владению всевозможными видами оружия. Твердило, как оказалось, бывал в Царьграде и раньше. Он бывший русин, ходил здесь в наёмниках на имперской службе. Это уже потом он пошел в охранники к моему отцу. Тот платил хорошо. Несколько раз мы все-таки пытались бежать. Но неудачно. Нас ловили, били, но аккуратно, чтобы ничего не повредить. И через некоторое время снова бросали на арену. Наконец, среди наших охранников Твердило встретил давнего знакомца. Его он как-то спас от неминуемой гибели. Обязанный жизнью страж пообещал подготовить побег. Но как назло в день побега меня ранили, и Твердило вышел на арену один. Поединщиком против него был выставлен непобедимый араб по кличке Кровавый глаз. Здоровый, черный, с налитыми кровью глазами, он во многих вселял страх Никто из тех, кто выходил биться против него, не возвращались с арены живыми. Их утаскивали крючьями. Не стал исключением и Твердило. Битва была долгой и кровавой. Не было для меня ближе друга, чем Твердило. Вернусь домой, справлю по нему такую тризну… Страж, как было оговорено ранее, вывел меня за городские ворота. И… вот я здесь.

— Так ты что, от самого Царьграда пехом? — не поверил Морозко.

— Угу. Да еще от людей хоронился, как мог, чтобы еще в какую-нибудь историю не влипнуть. И степи, и болота, и леса проходил. А сколько плутал, вспомнить страшно. А если вспомню чего жрать приходилось, ух, — Кожемяку аж передёрнуло. — Даже ящерок и лягух жрал, а от них бородавки, — он опасливо глядел себя, — ну вроде пока еще не вылезли. Вот я на твоего зайца накинулся. Сам бы поймал, да какой из меня охотник? А я на чьих землях теперь?

— На дулебских, — ответил Морозко.

— Так ты дулеб? — спросил Никита.

— Не-а, я не знаю какого я рода — племени, русский я, и всё тут. Ладно, кончай лясы точить, — скомандовал Морозко, — жратва скоро в угли превратиться, а я второй раз за день остаться голодным не хочу.

— Угу, — только и послышалось от Кожемяки, который без слов уже выдергивал с углей горячую заячью тушку. Перебрасывая её с руки на руку, он ухитрялся откусывать от обжигающе-горячей зайчатины огромные куски мяса, которые глотал не жуя.

— Ты, это, Никита, — проговорил Морозко, — вытаскивая второго зайца из костра прутиком, — привыкай исть по-людски. А то поглянь, новую рубаху уже жиром извозил.

Но Кожемяка буркнул свое неизменное угу, продолжая поглощать мясо.

— А! И Ящер с тобой, — махнул рукой Морозко, принимаясь за своего зайца.

Когда с мясом было покончено, и в руках Кожемяки остался обсосанный хребет, Никита спросил:

— Слушай Морозко, чего я всё про себя, да про себя, ты-то в лесу что ищешь, каку долю пытаешь?

— Да никакую я долю не пытаю. Не осталось у меня никого — сирота я. Был дед Силивёрст, но два дня назад и его не стало! Хоть и не кровные мы родичи, а только роднее для меня никого не было!

Горечь недавней утраты сдавило горло Морозки железной рукой, в носу защипало, на глаза помимо воли навернулись непрошеные слёзы.

— Умер что ли? — Кожемяко вопрошающе посмотрел на Морозку.

— Да, погиб как герой, в битве, — прошептал чуть слышно Морозко, отворачиваясь от Кожемяки. Еще чуть-чуть, и слёзы хлынули бы полноводными реками, а плакать мужчине соромно, а перед незнакомцем — вдвойне. Кожемяка, подсев поближе и обняв Морозку одной рукой, постарался утешить парня:

— Крепись, Морозко. Все мы теряем дорогих нам людей. А слёз не стыдись — видел я в полоне, как зрелые мужи покрепче нас с тобой плачут. Слёзы душу омывают. Неужто не знаешь?

— Знаю, — тихим голосом ответил Морозко, — мне дед про то рассказывал, он у меня волхвом был. А до этого — воем отменным. Меня всему научил.

— Вот видишь, какой у тебя могучий старик!

— Да, два дня назад это было…, - начал рассказывать Морозко.

— … и вот понимаешь, уже всё кончилось, а он… его стрелой… какой-то лях из кустов… со спины… умер на моих руках, — последние слова давались Морозке с трудом.

— Да-а, — протянул Кожемяка, — героический старик.

— Ну а после тризны я из дома ушёл. Претич предлагал в дружину, Белоян — к себе учеником. Но раз дед отказался, то и я не стал!

— Тебя в княжью дружину брали? И ты отказался? — присвистнул от удивления Кожемяка. — Да дела!

— Я, как дед завещал, добро людям нести буду!

— Это как? — не понял Кожемяка.

— А так: хоть добрым словом!

— Э, нет! Ничего у тебя не получится! — усмехнулся Никита. — Одним добрым словом добро не донесть — люди не поймут! Добро нужно нести мечом или на худой конец кулаком… ну и добрым словом.

— Какое ж это добро, если кулаком? — не согласился Морозко.

— А такое, что добро нужно сначала кулаком вдолбить, а уж потом, когда поймут, что ты силён тогда и…

— Нет, не прав ты, Никита!

— Ладно, — согласился Кожемяка, — не будем спорить. А то, не успев познакомиться, еще подеремся! Дальше-то ты куда пойдешь?

— Далече, до Буян-острова добраться хочу.

— Это до Рюгена-то? Действительно далече! А какая в том надобность?

— Рассказывал мне дед, что на том острове есть город-храм, Арконою зовется. Жрецы Арконы самые богатые. Но богатство их не только оттого, что получают треть добычи, привезенной из военных походов, а потому, что хранят они вещицу волшебную — рог изобилия. Вот и задумал я тот рог добыть, чтобы, значит, всем, хоть понемногу этого изобилия досталось.