Дмитрий Гаврилов - Великий и Ужасный (фантастические рассказы) Страница 21

— Уже ушёл, — отозвался Инегельд, проскальзывая мимо.

В тот же момент на грифе бородатого молодчика со звоном лопнула басовая, за ней следом вторая, и так подряд, — может, все перетянул, а, может, что ещё не так сделал — одна струна спружинила неудачно, гитарист схватился за глаз…

Бритоголовый выбежал на открытую, почти пустую платформу «Киевской», — поезда шли один за другим с небывало короткими интервалами. Он выматерился, но тут же понял, что напрасно — высокий в плаще стоял невдалеке, точно по центру, почти на краю. Казалось, он не видит преследователя.

— Цель обнаружена! Да, радиальная! — уточнил бритоголовый в трубку мобильного. — Опасно стоишь, — зло прошептал он, но, стараясь не привлекать внимания «цели», как ни в чём не бывало, двинулся вдоль путей.

«Граждане пассажиры! В целях вашей безопасности, при приближении головного вагона поезда отходите за ограничительную линию!» — нехарактерно высказался репродуктор.

— Что-то не то он говорит? — отметил про себя бритоголовый, и глянул под ноги. — Не! Всё в порядке!

Белая слегка выпуклая лента оказалась справа, бритоголовый даже не ступил на неё. Ещё пара шагов — и он вышел бы на «дистанцию при поражении». Но гул неминуемо приближающейся электрички приказал ему обернуться…

— Расступитесь, расступитесь, граждане! Ну, дайте же пройти! — бородатый здоровяк в камуфляже, прикрывая слезящийся глаз ладонью, проталкивался сквозь толпу любопытствующих горожан.

— Ишь ты, какой умный! Нам тоже охота посмотреть! — ответили ему.

— А чего там? Чего дают?

— Да, нелепость! Зеркало кабины машиниста съехало, держалось оно плохо, ну и вмазало мужику промеж глаз — все мозги вышибло. Вот он валяется.

«Ни одна досадная случайность…» — вспомнилось бородатому.

Он стал затравленно озираться и, вот удача, углядел проклятого незнакомца в плаще, что шагнул в вагон состава, идущего в сторону Центра.

— Погодь! Не уйдёшь! — решил бородач и энергично заработал локтями, выбираясь из толпы зевак.

— Гитару-то, гитару забыл! — крикнули ему вдогонку.

Вдруг бородатый почувствовал, как на поясе заметно полегчало, он, ошарашенный, хлопнул рукой по боку — в тот же момент что-то выскользнуло из-под камуфляжных одежд и с характерным металлическим стуком упало на мрамор. Люди шарахнулись прочь.

— Стоять! Руки за голову! — услышал он властный окрик…

Состав шумно тронулся с места. Инегельд лениво посмотрел сквозь мутное стекло и встретился с недоумённым взглядом преследователя, за спиной которого маячили патрульные, только не с гитарами, а с АКМами наперевес.

— Сущие дети! — улыбнулся Инегельд. — И эти не наигрались. Напридумали себе «железок» разных за пару-тройку сотен лет и решили, мол, что уже сильные мира.

Прощай, Ваня!

Прощай, Ваня! (2001)

Ох, уж эти сказочники! И все-то у них полюбовно: и на пирах бывают, и меды пьют. И ничего не знают о тяготах семейной сказочной жизни.

Иван сидел насупившись, изредка посматривая в сторону жены. Та весело подмигивала своему ненаглядному, а уж как плясала, как плясала, ведьма, как вертелась — всем на диво.

Гости только и ахали. А у батюшки аж челюсть отвисла, когда рыжекудрая Василиса плеснула в него последки из левого рукава. Зажмурился… Но брызги в миг расплылись по полу горницы синим озером.

Ставни терема разверзлись, и набежавший ветерок задул свечу за свечой, а полная луна, проникнув мутным взором сквозь пустые глазницы окон, отразилась в водной глади.

— Что, Ваньша? Попал? — ухмыльнулся старший брат и толкнул Ивана в бок.

— И не говори. У всех бабы, как бабы, дуры и есть дуры. А мне вон досталась… Василиса… Премудрая, — совсем загрустил Иван.

Жена меж тем пошла, выкаблучивая, вкруг колдовского пруда и, широким движением белоснежной ручки из правого рукава пустила по нему лебедей.

Ведьмовские очи Василисы подняли супруга из-за стола. Точно одержимый лунной болезнью, он двинулся к ней, шепча ласковые слова, что-то про рыбок, заек и кисок.

Да, разве один Иван? Сам государь-батюшка, поддавшись магнетизму невестки, слез с трона и зашагал по ступенькам вниз, где бояре да боярыни, словно лебеди да лебедушки, норовили водить хоровод.

— Аль не признал меня, Иван-царевич? — спросила Василиса очарованного супружника.

— Ты жена моя, Василиса Прек… Прек… Прем…мудрая, — медленно проговорил Иван сахарными устами.

— Это правильно. А что лицо такое кислое? — молвила она спокойно, но так сверкнула бесовскими зелёными глазищами, что молодому супругу и вовсе стало не по себе.

— Бог с тобой, Василисушка! Может, брага крепка, нездоровится… Наверное, съел что-нибудь… Отпустила бы ты меня до дому.

— Что ж, с ним и ступай себе, утро вечера мудренее, — сказала Василиса и колдовски улыбнулась на прощанье.

А прощанье было недолгим. Припав к холодной, как снег, ладони, Ванька вскочил и, откланявшись родителю, скоренько двинулся к выходу. Жена проводила его внимательным взглядом, но больше ничего не сказала.

У высокого красного крыльца висела вместительная ступа. Миловидная старушка, тоже рыжая, как и сама Василиса, отставив помело, лихо лузгала семечки, облокотившись на перила. Заслышав, как хлопнули дверцы, старуха повела носом в сторону Ивана.

— Эх, молодёжь… — прошамкала она.

— Домой, мать…! Домой…

— А Василиса что? — спросила бабка царевича.

— Она ещё погуляет мать, погуляет напоследок, — ответил Иван.

— Дык, чаго встал, как пень? Полезай! — пригласила яга и взялась за помело.

Кони во дворе жалобно заржали, когда, описав хитрый полукруг, едва не задев маковки, ступа плавно взмыла вверх и оглушила окрестности мерным гулом.

Иван всё никак не мог привыкнуть к тёщиной безлошадной «коробчонке», и потому, когда ступа стала набирать скорость сажень за саженью, у него чуть ли не до самого горла подпрыгнул желудок, а перед глазами поплыли разноцветные круги.

— Ты полегше, мать… мать…

— Ась? — не поняла яга.

— Она ещё и глухая к тому же, — подумал Иван. — Ладно, чёртова семейка! Вы хитры, да и я всё ж царевич, а не дурак.

Вожатая снова заходила крючковатым носом и, вдруг, грязно ругнувшись, рывком послала ступу вбок.

— Куда прёшь, козел трёхголовый!? — крикнула она, но Иван был так погружён в себя, что проморгал опасность, и усмотрел разве длинный змеиный хвост, серебристым ручейком прошмыгнувший мимо них.

— Правильно, — подтвердила яга. — Шкуру поменял, хвостатый, — не иначе, — услыхал он.