Гай Гэвриел Кей - Песнь для Арбонны Страница 21

И Блэз знал это поле.

Он на нем сражался и чуть не погиб. Далеко на юге, здесь, в управляемой и создаваемой женщинами Арбонне, Бертран де Талаир спел им о битве у Иерсенского моста, когда король Дуергар Гораутский отразил вторжение из Валенсы в последней в том году битве.

В действительности то было последнее сражение в долгой войне, так как сын Дуергара Адемар, и король Валенсы Дауфриди подписали договор о мире в конце следующей зимы и этим положили конец войне, которая длилась столько, сколько прожил Блэз. Теперь, подавшись вперед, стиснув в руке свой кубок, Блэз Гораутский слушал звучные аккорды, которые Бертран извлекал из своей арфы, подобные волнам битвы, и чистый низкий голос певца, бросивший неумолимое обвинение в конце этой песни:

Позор Горауту, который был весной

И королем младым, и свитой предан.

О, горе тем, чьи сыновья погибли,

О, горечь воинов, что победили в схватке,

Чтобы увидеть, как и мужества плоды

Под ноги бросили и растоптали.

Позорный мир, позорный договор,

Подписанный с Валенсой Адемаром.

Где настоящие наследники погибших

На стылом поле том за доблестный Гораут?

Зачем они мечи вложили в ножны,

Завоевав напрасную победу?

И что за человек посмел над свежею отцовскою могилой

Разрушить росчерком пера мечту о славе?

Какой король бежал бы с поля брани,

Как низкий и трусливый Дауфриди?

Валенсы и Гораута мужи куда ушли, когда утихла битва,

И куплен мир был слабым королем и сыном,

Который род свой древний опозорил?

Отзвучало эхо последнего аккорда, и Бертран де Талаир закончил песнь. В зале воцарилась полная тишина; это была совершенно другая реакция, в отличие от благодарного смеха и аплодисментов, которыми приветствовали предыдущие песни жонглера о любви и весне.

В этой тишине Блэз Гораутский остро ощутил тяжелые удары своего сердца, продолжающего биться в ритме резких аккордов герцога. Люди, которых он знал всю жизнь, погибли на том поле у Иерсенского моста. Блэз беспомощно стоял всего в двадцати шагах, отрезанный грудой окоченевших тел, когда Дуергар, его король, рухнул с коня со стрелой в глазнице, выкрикнув имя бога в предсмертной агонии, и его голос вознесся над полем битвы.

Пять месяцев спустя сын Дуергара Адемар, нынешний король Гораута, и Гальберт, его первый советник, верховный старейшина Коранноса, заключили договор о мире в обмен на заложников, золото и брак с дочерью короля Дауфриди, когда та достигнет брачного возраста. По этому договору Валенсе отошли все северные земли Гораута до самой границы по реке Иерсен. Те самые поля и деревни, которые Дауфриди и его воины не смогли взять своими мечами за три десятка лет войны, они получили несколько месяцев спустя при помощи сладких речей и лукавой дипломатии нанятых ими переговорщиков из Аримонды.

Вскоре после этого Блэз Гораутский покинул дом и отправился в путешествие по странам, которое привело его в этот зал в Арбонне через год после заключения того договора.

Из состояния задумчивости он вышел рывком, с тревогой осознав, что Бертран де Талаир, который едва кивнул ему, когда Блэза в первый раз представили ему утром, теперь смотрит на него в упор через зал с низкого табурета, на котором сидел, изящно вытянув одну ногу. Блэз расправил плечи и ответил ему таким же взглядом в упор, радуясь тому, что борода позволяет хоть как-то скрыть дрожащие губы. Ему не хотелось бы именно сейчас выдавать свои мысли.

Эн Бертран тихонько пробежал пальцами по струнам арфы. Звуки, хрупкие, как стекло, нежные, как цветы на столах, повисли в тишине зала. Так же тихо, хотя и очень ясно, герцог Талаир произнес:

— Как ты думаешь, северянин? Как долго продержится этот твой мир?

При этих словах Блэзу кое-что стало ясно, но одновременно возникли новые загадки. Он осторожно перевел дыхание, сознавая, что все в огромном зале смотрят на него. Глаза Бертрана при свете факелов были невероятного голубого цвета; его широкий рот кривился в иронической усмешке.

— Это не мой мир, — ответил Блэз, таким небрежным тоном, на какой был способен.

— Я так и думал, — быстро сказал Бертран, с ноткой удовлетворения в голосе, словно узнал больше, чем Блэз хотел ему сказать. — Я так и думал, что ты приехал сюда не ради любви к нашей музыке или даже к нашим дамам, как они ни прекрасны.

Произнося эти слова, он на мгновение перевел взгляд и послал улыбку — внезапно переставшую быть насмешливой — в сторону стола на помосте и единственной сидящей там женщины. Его длинные пальцы еще раз пробежали по струнам арфы. Через мгновение герцог Талаир снова запел, на этот раз именно такую песню, какой ожидал от него Блэз. Но что-то уже изменилось для Блэза, и не только настроение вечера, и он не знал, как на этот раз воспринимать написанную сеньором из Арбонны песнь о славе, которую надо добыть ради прекрасных женских черных глаз.

На следующий день кораны Бауда устроили показательный бой на поле возле селения у замка. Они метали копья в качающееся хитроумное приспособление из дерева, которое — как было принято повсеместно — напоминало призрака из детских сказок о привидениях, с выбеленным лицом и черными, как смоль, волосами. Маллин объявил этот день праздничным, чтобы жители деревни могли не работать в полях, а вместе с людьми из замка подбадривать криками воинов. Блэз, решивший не выказывать излишнего одобрения обучаемым им воинам, постарался и сам показать свое мастерство, но не слишком явно. Во время трех-четырех подходов, в которых он участвовал, он, как положено, завалил чучело назад на его подставке, вонзив копье в небольшой щит, служивший мишенью. В четвертый раз он сделал вид, что промахнулся, но лишь чуть-чуть, так что его хитроумно сделанный противник не повернулся вокруг своей оси, как было задумано, и не нанес ему удар своим деревянным мечом по затылку, когда Блэз проносился мимо. Одно дело не слишком себя выпячивать в подобном представлении, а другое — быть сбитым с коня на пыльную землю. В Горауте, вспомнил Блэз, некоторые подобные чучела снабжали настоящими мечами, из железа, а не из дерева. Некоторые из тренировавшихся вместе с Блэзом в те дни получили серьезные раны, что, конечно, способствовало стремлению молодых людей сосредоточиться на изучении боевых искусств. Здесь, в Арбонне, просто было слишком много отвлекающих моментов, слишком много других, менее суровых вещей, которые полагалось знать и о которых должен был думать мужчина.

Но когда очередь дошла до состязания лучников и кузен Бертрана Валери присоединился к ним у мишеней, Блэз вынужден был уныло признать, что не встречал на севере лучника, включая даже его друга Рюделя в Портецце, который мог бы соперничать в стрельбе с этим человеком, как бы ни отвлекала Арбонна от учений и боевых искусств. Блэз смог состязаться с Валери Талаирским на расстоянии сорока шагов, и Ирнан не уступал им обойм. Они оба не уступили гостю и на дистанции в шестьдесят шагов, к явному удовольствию Маллина, но когда мишени отодвинули еще дальше под громкие крики веселящейся толпы, на восемьдесят шагов, для Валери, уже совсем не молодого человека, казалось, новое расстояние не играло никакой роли. Он по-прежнему всаживал стрелу за стрелой в красное пятно, метко целясь и плавно спуская тетиву. Блэз был доволен уже тем, что его стрелы хотя бы попадали в мишень, а Ирнану, который корчил свирепые рожи, даже этого не удавалось добиться. У Блэза возникло подозрение, что кузен Бертрана стрелял бы не хуже и на сотню шагов, если бы захотел, но Валери был слишком вежлив, чтобы предложить такую дистанцию, и на этом показательные выступления закончилась, и всех троих наградили аплодисментами.