Вера Камша - Сердце Зверя. Том 1. Правда стали, ложь зеркал Страница 22

– Не знаю, Альдо… Я ничего не знаю! Я готов был убить Айри… Я не хотел, чтобы матушка приезжала, привозила Эдит…

– И был прав, – отрезал сюзерен. – Я знаю, я жесток и говорю жестокие вещи, но я не эсператист. Я – анакс и отвечаю за этот мир. За весь, а не за какое-то герцогство или поместье. Я не могу позволить себе врать избранным и не могу позволить избранным ничего не делать, когда из двадцати фамилий можно опереться едва ли на пять. Потому-то я с тобой так и говорю. Плачущий Повелитель Скал, сомневающийся Повелитель Скал, кающийся Повелитель Скал не нужен ни мне, ни анаксии.

Нас не могут подчинить враги, но нас подчиняют родичи. Особенно старшие. Они считают себя вправе навязывать нам друзей, невест, союзников, богов, наконец! Особенно опасны женщины. Истинные боги не зря лишили их силы – они знали, что делали. Ты представляешь, что бы случилось, повелевай твоя матушка или сестра Скалами? Или будь моя бабка в состоянии вызвать Зверя? Тут бы Кэртиане и конец… Знаешь, я чем дальше, тем больше радуюсь, что женюсь на урготской дурочке. Елена слишком глупа, чтобы лезть в мои дела, при этом она знает мне цену, и у нее достаточно широкие бедра, чтоб рожать. А ты еще не оставил мысли связать себя с Катариной Ариго?

– Нет. – Он исполнит любой долг перед анаксией и перед Скалами, но женится лишь по любви.

– Жаль… Что ж, придется отобрать ее у Оллара и отдать тебе, хотя ты достоин лучшего. Разумеется, не сейчас. Когда я получу меч и сверну шею агарисскому крысенку.

– Я буду ждать столько, сколько она скажет, – твердо сказал Ричард. Сюзерен усмехнулся и покачал головой.

– Ты получишь Катарину Ариго, как только я пошлю к кошкам Агарис. Если ты станешь ждать ее согласия, то умрешь холостяком, а я, сам понимаешь, позволить тебе такого не могу.

– Альдо, нет! Катари уже однажды… Ее уже вынудили выйти замуж за Оллара.

– И правильно сделали. То есть не то, что за Оллара, а то, что заставили. Видел я таких девиц… Одни молитвы и волосы. Дай им волю, всех в слезах утопят и так ни на что и не решатся. Понимаю, что после матушки и сестры тебя на овечек тянет, но овечек надо пасти. Одно хорошо, Катарина тебя не предаст. Раз уж она от мешка этого своего не отреклась…

– Мой государь, – положил конец разговору Ричард, – вы сказали, что я вам нужен. Что я должен сделать?

– Что ты должен сделать? – Взгляд Альдо стал лукавым. – Для начала вспомнить, что мы на «ты». И что у меня слишком мало друзей, с которыми я откровенен, в том числе и для их же блага. Так что изволь слушать и не перебивать. Ты меня понял?

– Да! – Но о Катари с сюзереном он говорить все равно не будет. Альдо любит только анаксию, он просто не поймет…

– Очень хорошо, – кивнул Альдо, углубляясь в кучу бумаг, – тем более о любви я уже все сказал, теперь о деле. Не мне тебе рассказывать, до чего докатились наши законники. Спрутью слизь так быстро не оттереть. Манрикам это, по крайней мере, не удалось, хотя жаль… Доведи навозники дело до конца, мне было бы проще, но они бросили на половине. А может, твой «друг» Валентин успел с ними сговориться, потому и уцелел?

– Так оно и было. – Ричард словно вживую увидел длинную физиономию с глазами-ледышками. – Спрут всех и предал… Он был трусом еще в Лаик!

– Несомненно, но сейчас не до него. Если дом нельзя отмыть, его сносят. Нынешний суд не отмыть, потому я его к кошачьей матери и разогнал. Вместо него будет Высшая Судебная Канцелярия во главе с супремом. Потом мы все переназовем. Надеюсь, ты помнишь, кого в Гальтарах называли «Законником»?

– Помню.

Закон, нерушимый, как Скалы, и Повелитель Скал. Хранитель буквы Закона, того самого, что выбивают на каменных скрижалях…

– В таком случае приступай, господин супрем. Мантия и нагрудный знак с меня.

– Я… – растерялся Ричард. – Что надо делать?

– Откуда я знаю? Посмотри, кто под судом, какие дела в рассмотрении, что за судьи, кого гнать, кого оставлять. Всех, кто имел дело со Спрутами, – к кошкам! Комендантов тюрем вызови, узнай, что им нужно, да мало ли… Главное – начать разгребать эту рухлядь. На, держи! Писал утром, прочитав твои каракули.

– Альдо, – Ричард с сомнением развернул внушительный указ, – я военный, а не чиновник.

– Ты хочешь быть военным, – не согласился государь, – но камни не плавают. Тебе от отца достались честь, преданность и упорство… Закатные твари, да они теперь только у тебя и уцелели. Ты смел, но ты не военный и им не станешь. Истинные Боги отдали Скалам Закон, а не Войну, иначе Франциск не захватил бы Талиг, а твой отец – не проиграл Борраске…

Надо смотреть в глаза правде, Дикон. Воюют Ветра и Молнии, Скалы и Волны строят. Ты не справился с должностью цивильного коменданта, ты даже со Спрутом не совладал, и это не твоя вина. Мне не нужен еще один незадачливый полковник, мне нужен «Законник», как в Гальтарах, а справедливость у тебя в крови, как войны у Боррасок, даже если их сейчас зовут Алва. Истинные Боги, да никак я тебя уговариваю, когда могу просто приказать. До чего все-таки доводит дружба! Так ты согласен?

Разве можно было ответить «нет»?

Глава 7

Кадана. Изонийское плоскогорье

400 год К.С. 22-й день Весенних Скал

Подниматься пришлось затемно. Ночевка в продуваемых колючими ветрами предгорьях вышла не слишком приятной, но за полтора дня гонки армия вымоталась так, что была бы рада даже Закату. Лишь бы упасть и уснуть. О солдатах бросившийся наперерез Фридриху маршал заботился меньше, чем о лошадях, но больше, чем об офицерах. По крайней мере, свите командующего добраться до палаток удалось часа на два позже, чем драгунам Бэзила, а подниматься пришлось на час раньше – Савиньяк собирал то, что почему-то называл советом.

– Как в лагере? – Проэмперадор принимал офицеров на склоне холма. Впрочем, палатку командующего уже разбирали.

– Люди устали. – Явившийся первым Хейл-старший был краток. – Очень.

Савиньяк не ответил. О том, что все на пределе, маршал знал не хуже генералов, что не мешало ему гнать армию со скоростью, достойной Ворона. И Фридриха. Лишние обозные повозки бросили еще за Изонис вместе с тяжелой артиллерией, ротными котлами, половиной палаток и прочим добром, мешавшим перейти несущуюся по обледенелым камням реку. Эту переправу Чарльз запомнил надолго – припасы волокли на руках, легкие пушки перетаскивали на канатах, переправившиеся сразу же уходили в холмы. Обсохнуть и согреться Савиньяк не давал – не было времени. Шли без передышки и весь следующий день. Спотыкаясь на склонах, увязая в скопившемся в низинах снегу, одновременно обливаясь потом и дрожа от холода. Ели на ходу, запивали из походных фляг сухари и вяленое мясо, на отстающих не оглядывались. То, что было невозможно бросить, волокли на себе. Приказ на остановку Проэмперадор отдал затемно, когда до долины, в которой собирались перехватить дриксов, оставалось несколько часов пути. Даже сейчас, после ночного отдыха, предстоящая дорога казалась страшнее боя. Его Давенпорт все еще ждал, хоть и много меньше, чем в начале гонки, но седло и отсыревшие сапоги вызывали животный ужас. Деливший с Чарльзом палатку весельчак Сэц-Алан шмыгал носом и утешал, что бывает и хуже. Чарльз с маршальским адъютантом не спорил, вспоминая собственный бросок в Фельп, но прошлые злость и усталость всегда слабей настоящих.