Марина Дяченко - У зла нет власти Страница 22

Через минуту хозяин квартиры был снова водворен на диван. Весь облитый водой, он держался за шишку на затылке и смотрел на меня злыми глазами. Осколки вазы рассыпались по комнате, будто фрагменты замысловатой головоломки.

Кто-то из соседей постучал в батарею.

– Милицию вызовут, – с тихим злорадством сказал писатель.

Максимилиан поднял с пола мешочек с семечками правды. Бережно собрал раскатившиеся цветные шарики.

– Семечки действуют во всех мирах одинаково, – сказал, потирая голову. – Придется вам, Алексей Викторович, глотать их, не запивая.

Семечки правды действуют очень просто. Кто проглотил одну, должен ответить честно на один вопрос. Любой. Нельзя соврать или промолчать – себе же хуже. Что происходит с лгуном, даже думать неохота.

Семечки, конечно, в чем-то полезная штука. Но очень уж противная. Я безо всякой радости смотрела, как некромант готовится к допросу.

Писатель смирился со своей долей. Только попросил принести еще воды, и я это сделала, хоть Максимилиан и шипел. Теперь хозяин квартиры сидел на диване, держа в трясущейся руке чашку, и запивал глотком воды зерна, которое одно за другим подавал ему Максимилиан.

– Кто вы такой?

– Алхимик. Ученый. Предсказатель.

– Почему вы ушли из Королевства?

– Я был осужден. Оберон позволил мне начать жизнь сначала – в другом мире…

– За что вы были… Э-э-э! Не прятать за щекой, глотать! Вот так… За что вас осудили?

Глаза надувного человека вылезли на лоб.

– Умоляю, другой вопрос!

– Нету другого!

– Ой, – хозяин скорчился, держась за живот. – Я помогал… подменять младенцев в колыбели так, чтобы родители не узнали о подмене… Готовил и продавал подменышево зелье, младенцы засыпали, надолго… Черты их лиц стирались из памяти родителей…

– Ну ты и сволочь! – сказала я громко.

Максимилиан взглянул на меня через плечо.

– В этом мире моя алхимия не действует, – писатель виновато заморгал глазами. – Я начал жизнь сначала. Умоляю. Оберон меня осудил, но по милости своей позволил уйти…

– И ты ему отплатил! – вырвалось у меня.

Надувной человек очень натурально удивился:

– Что? Что вы имеете в виду?

Я вытащила книгу, купленную в магазине полчаса назад:

– Узнаете?

– Да, – он захлопал глазами. – Но… это просто сказка! Девочка Викторина плохо училась, жила по принципу «Меньше знаешь – крепче спишь», однажды заснула так крепко, что во сне ей явился Сфинкс… – Он запнулся. – Разумеется, все это выдумка. Детям нравится слушать про Чердак мира, где якобы хранятся премудрости, и каждый ученый обязательно должен посетить его, чтобы наполнить голову знаниями, как котелок водой… Никому не хочется учиться каждый день, уж лучше бродить по винтовым лестницам и тайным коридорам, обманывать сфинксов, выбираться из ловушек… Поймите, я просто сказочник. Я не таюсь, ни от кого не прячусь, публикую волшебные истории…

– Для младшего школьного возраста? – желчно осведомилась я.

– Да. – Он потер ладонями свое мятое, одутловатое лицо.

– Что такое «Чердак мира»? – спросил Максимилиан.

– Детский учебник в Королевстве. Назван по имени этой самой легенды, о волшебном складе премудростей. Собственно, я использовал название, как использовал легенду…

Максимилиан, сузив черные глаза, вытащил из фирменного пластикового кулька книгу Оберона:

– А это что?

– Ой, – тихо сказал надувной человек.

Максимилиан подступил к нему с семечками правды; хозяин покорно проглотил очередную кругляшку.

– Это книга-оборотень, – сказал он как-то очень устало. – Памятник магического искусства. Она меняла обличья по своей воле, чаще всего притворялась простым учебником. Но одно из ее пяти обличий было – справочник запрещенной алхимии, собственно, я впервые занялся своим делом… соблазнившись рецептами из этого справочника.

Он потер живот. В его желудок свалилось четыре семечка подряд – это не шутки. Хотя мне, помнится, приходилось глотать и побольше.

– Что потом стало с этой книгой?

– Я передал ее Оберону – добровольно, прошу заметить. Дайте мне еще семечко, если хотите убедиться: добровольно!

Максимилиан исполнил его просьбу:

– Где сейчас Оберон?

– А? – Писатель испугался. – У меня нет сведений, полагаю, в Королевстве… Мы не виделись с тех пор, как…

Он вдруг сполз с дивана и встал перед нами на колени:

– Я вас прошу, господа маги… Я уже много лет живу тихо, мирно, я исправился, клянусь! Мне нестерпимо напоминание… о моем прошлом… Я ни в чем не виноват, я просто детский писатель!

Неприятно и неловко было на него смотреть.

– Да перестаньте! – сказала я неожиданно тонким голосом. – Никто не собирается вас…

Я запнулась. Максимилиан бросил на меня длинный, ленивый взгляд. Мне вдруг стало тоскливо.

Чего я ждала? Что этот человек объяснит все тайны и на пальцах разъяснит, где искать Оберона?

– Значит, эта книга принадлежала вам, – сказал Максимилиан тоном следователя. Как ни был противен изгнанный из Королевства алхимик, высокомерие некроманта в такой ситуации казалось мне дурацким самоутверждением. Тем более что надувной человек по-прежнему стоял на коленях.

– Принадлежала, – покорно согласился писатель.

– И превращалась туда-сюда по вашему хотению?

– По своему хотению! У нее была собственная воля… Довольно злая. Когда я передал ее Оберону, она не простила… Не пожелала служить Королю… и в попытке освободиться сама себя прикончила. То, что вы держите в руках, – он попытался улыбнуться, – это памятник… вроде как мумия книги.

– Да встаньте! – не выдержала я. – Стыдно смотреть на вас.

Писатель покорно забрался обратно на диван. Некоторое время мы с Максимилианом в тишине слушали его сопение, всхлипывания и вздохи.

– А где король? – наконец робко спросил бывший алхимик. – Из ваших вопросов я заключаю… что вы его почему-то ищете?

Я посмотрела на Максимилиана. Некромант молчал. Вокруг нас высыхал паркет, залитый водой из разбитой вазы, на окне ветер трогал грязную тюлевую занавеску, большая муха монотонно постукивала лбом в стекло.

– Оберона нет в Королевстве, – сказала я. – Более того – никогда не было. Его все забыли.

Писатель неуверенно улыбнулся:

– Это шутка?

– Нет.

Его улыбка застыла. Он снова принялся тереть лицо, будто желая снять его, как маску.

– Так не бывает, господа. Я не хочу допустить, что вы сознательно меня обманываете…

С каждой минутой он казался все более жалким. У него даже губы тряслись.

– Мы были на изнанке мира, – мрачно сообщил Максимилиан. – Главная нить, от которой тянутся все узлы, связана с этой книгой.