Лорды гор. Да здравствует король! - Арьяр Ирмата Страница 22

Надо ли говорить, что из-за Лилианы я так увлеклась сочинительством недостающих мифов, что все правила исчисления функций у меня благополучно выветривались из головы.

Рагар приезжал раз в полгода меня экзаменовать, и не только по боевым искусствам, но и по всем остальным наукам. А когда я поначалу возмутилась, белый воин нагло заявил, что учителей много, а он, мой наставник, единственный и неповторимый (кого-то мне это напомнило, да), и он как был им, так и остался. Уезжал этот гад всегда очень недовольным: мол, я лодырь и бездельник, если так плохо учусь в его отсутствие, а мастер Морен потом с меня семь шкур драл.

Драть оные шкуры он повадился не только на замковой тренировочной плошадке и близлежащих скалах, но и отвозил меня на полигоны, созданные для убийства нерадивых учеников. Взять хотя бы ущелье Голодных духов… нет, лучше долину Лета, потому как там всё и случилось.

Небольшая высокогорная долина называлась так совсем не из-за растительности — ее там не было вовсе на каменистой ячеистой поверхности, а из-за бьющих из-под земли разноцветных гейзеров всякой жидкой дряни, а то и ядовитого пара. Заляпаешься — сразу не отмыться, вдохнешь — можешь уснуть и не проснуться.

Подземные фонтаны начинали особенно активно бить на рассвете и в самых неожиданных местах. Не угадать, какая ячейка оживет. Моей задачей было в белых развевающихся одеждах пройти долину по ребрам ячеек, не свалиться и не испачкаться. Чем больше брызг попадет на одежду, тем хуже результат.

Эти танцы среди фееричных цветных струй до смерти не забуду, как и танцы с мечами в долине Огней — там то же самое, но бьющее из-под земли пламя можно погасить, срубив клинком, а атакующие огненные шары и пики — отбивать. Потом считать прожженные дырки на одежде.

Я решила облегчить себе задачу, понаблюдать за поведением гейзеров и огней и вычислить периодичность. Когда мастер Морен отлучился по каким-то делам белых вейриэнов, я не делю моталась на полигоны с Эльдером. А когда запомнила основные ритмы, хотя каждый раз вторгался какой-нибудь сюрприз, решила показать долину Лета Лилиане. Издали гейзеры смотрелись волшебно, ей понравится.

К Эльдеру она тоже привыкла, и ласх частенько катал нас вдвоем. Девушка обычно сидела позади — моя спина защищала фрейлину от бьющего в лицо ветра, но на этот раз я посадила ее перед собой, чтобы она еще издалека увидела сад гейзеров, распускавшихся дивными цветами.

Лететь было не близко, примерно час на восток от замка, и Лилиана замерзла, хотя прижималась ко мне, как к печке, и прятала лицо на груди. Я ощущала себя настоящим рыцарем, у которого ищут защиты слабые. Это льстило.

Эльдер сжалился над дрожавшей фрейлиной и угостил «корнем солнца», и опять последствия оказались катастрофическими.

Когда ласх принес нас в долину и тут же слинял — находиться там было для него опасно, — девушка неловко ступила и подвернула ногу. Пострадавшая конечность была тут же мной осмотрена. Красноты и припухлости не появилось, но идти Лилиана явно не могла — ойкала и страдальчески морщилась.

— Больно?

— Нет, — шепчет, а глаза жалобные, полные слез. — Вы так добры, ваше высочество.

— Ты меня с кем-то путаешь, — усмехаюсь. — Я злой принц. У меня мать — ведьма, отец — тиран, извращенец и убийца, а остальные родственники — голодные горные духи. С чего мне быть добрым?

Она рассмеялась и даже не пискнула, когда я, посадив ее на валун, туго перетянула лодыжку полоской ткани, оторванной от моего белого тренировочного балахона. Но когда, надев на девушку сапожок, я начала подниматься с колена, руки фрейлины обвились вокруг моей шеи, а ее губы прижались к моим.

Меня как громом оглушило. Кошмар какой! Я отпрянула, едва не грохнувшись, и впервые у меня получился рык, близкий к тому, каким гипнотизировал Сиарей — глубокий и вибрирующий:

— Никогда так не делай, фьеррина Лилиана. Никогда! Терпеть не могу, когда ко мне прикасаются без моего дозволения.

Ну, и где священный трепет? Девушка вспыхнула, покраснев, но глазки засверкали:

— Простите, ваше высочество. Я бы никогда не осмелилась. Не понимаю, что на меня нашло сейчас… Не могу я так больше. Не могу молчать. У меня внутри все горит, я умру, если не скажу. Я прекрасно осознаю, кто вы и кто я, но… я люблю вас. Больше жизни люблю, всем сердцем. Прошу вас, не гневайтесь!

Она упала на колени и обняла мои ноги, а в памяти вспыхнуло видение, как Светлячок вот так же, с рабским обожанием и обреченностью обнимал ноги Роберта, и я совсем перепуталась и одновременно разъярилась.

— Встань, Лилиана! Немедленно прекрати, мы же друзья. Ты не должна так унижаться и… — почувствовав, что эта взбесившаяся девчонка, глотнувшая горячительного «корня солнца», пытается поцеловать мне руку, я рванулась и заорала: — Не смей приставать ко мне, как дура!

Лилиана всхлипнула, а позади раздался громкий хохот, и высокомерный, полный яда голос, который я узнала мгновенно, хотя столько лет прошло, произнес:

— Милая леди, действительно, поцелуйте лучше кого-нибудь из нас. Мы-то не будем сопротивляться.

Он совсем не изменился, словно пяти лет для него не прошло. Тот же двадцатилетний красавец с презрительной усмешкой тонких губ, надменным взглядом янтарных глаз хищника — Наэриль фьерр Раэн в черном костюме лорда с вышитым гербом рода и клана. Не парадный вариант, но тоже впечатляющ. Белоснежные волосы распущены, но на висках заплетены две тонкие косицы — знак главы дома. Прическа многое может сказать о горце. Разумеется, если он не бреется периодически налысо, как я.

Десяток фигур за спиной Наэриля выстроены в полукруг — такие же высокие, широкоплечие, стройные, в белых тренировочных одеяниях. На головах повязки, потому положение в кланах не видно — ученики равны перед учителем. Какой же из Наэриля учитель?

Хохот стих, пока мы с лордом сверлили друг друга взглядами. Ни он, ни я не поклонились. С чего бы мне-то?

— Что делает посторонний на школьном полигоне? — вздергивает бровь беловолосый, делая шаг ко мне.

— Целуется с девушками! — фыркает кто-то за его спиной.

— Если бы, — протягивает лорд, и гримаса становится брезгливой. — Мальчик от них отбивается. Как это не по-рыцарски. Впрочем, милая леди наверняка не знает, что этот хорошенький мальчик предпочитает не такие поцелуи и объятия. Король Роберт так любит принца Лэйрина, так любит… совсем как своих фаворитов. Говорят, он в спальне этого мальчика проводил больше времени, чем в собственной. И богомерзкая страсть короля к наследнику так велика, что Роберт даже поседел в разлуке.

Неожиданно на меня снизошло какое-то вселенское, несокрушимое спокойствие. Солнце нельзя оскорбить, оно выше любой грязи.

Я улыбаюсь в глаза мерзавцу и тоже делаю шаг вперед, сокращая дистанцию.

— Леди Лилиана, как многого ты не знаешь, — говорю. — Например, о том, что некоторые лорды предпочитают валяться в чуланах со старыми чужими служанками, такими же сплетницами, как эти лорды. И, говорят, позорная страсть этих горцев так велика, что бедные старушки умирают в их объятиях и они их любят даже мертвых.

Ха-ха. Пусть теперь попробует отмыться. Прости, Сильвия. Но неужели эта белобрысая сволочь рассчитывала на благородство оскорбляемого или ждала опровержений?

Вжик. Наэриль в ярости выхватил меч из ножен:

— Дуэль, щенок!

Хрясь. Этой подлости он от меня никак не ожидал: удар ступней между ног, и лорд с воплем валится, держась за драгоценное, раздавленное, надеюсь, достоинство. Его выпавший меч лязгает о камень.

— Это тебе за мою кормилицу, кобель! — рычу. — Рук пачкать не буду. Для дуэли со мной ты слишком низок.

Вжик-вжик — двое учеников из его сопровождения обнажают мечи.

— Стойте! — орет кто-то и выскакивает вперед, загораживая меня спиной. — Уберите оружие!

— Уберите, — поддакиваю. — Пока я его не вижу. Увижу — сочту за покушение на жизнь кронпринца. А папа меня очень любит, как утверждает вон та белобрысая сво… э-э… лорд. Кстати, может, он завидует папиным фаворитам, а? Такой красавчик пропадает! Так я могу слово замолвить, король обожает блондинчиков.