Вероника Иванова - Право быть Страница 22

— Отставка? Мне бы тоже когда-нибудь уйти в отставку, да видно, не получится. Хотя... Могу представить, что ты чувствуешь, оказавшись не у дел после...

После того как показал, насколько сильно мне нравится вершить судьбы мира, он это хочет сказать?

— После того как сделал то, что, может, никогда не удалось бы никому другому.

Он меня подбадривает?!

Оборачиваюсь, смотрю прямо в карие глаза, надеясь понять, шутит их обладатель или говорит серьёзно, но терплю сокрушительное поражение, потому что Борг не смеётся и не сочувствует. Рыжий возмущён до глубины души.

— Так часто бывает, я сам видел. Делаешь то, делаешь сё, из кожи вон лезешь, добиваешься победы дорогущей ценой, а тебя хорошо ещё если попросят уйти, а то и пинком выгонят. А ты никому дорогу не перешёл? Уж слишком похоже, что твоё место кому-то понадобилось.

Ох, сомневаюсь, чтобы Маллет, даже находясь не в самом здравом уме, обратился к богам с подобным желанием. Или же...

Он осознал дарованное могущество, это можно было заметить, не особо щуря глаза. Он испытал восторг и упоение. Не пришедшей в руки властью, разумеется, парень пока не в состоянии понять, обладателем чего стал, но он был счастлив, я чувствовал. Что выросло из той радости позже, ночь спустя? Нет желания узнавать. Если Маллет справился с демоном внезапно обретённой свободы, хорошо. Если уступил в борьбе, на всё воля богов. Если подружился... О, тогда он сможет многого достичь! Но какую бы из нитей Гобелена ни тронули руки странного саэннского мага, до меня дойдёт лишь слабое колыхание пространства, если, конечно, мир вообще соизволит сделать меня свидетелем происходящего, ведь теперь у Эны появилась новая игрушка, не менее забавная, чем предыдущая.

— Меня это не волнует.

— Не переживай, мир большой, в нём есть место для всех.

— Пожалуй. Только сейчас я даже не хочу начинать поиски.

Борг грустно усмехнулся:

— Ещё бы! Но это пройдёт, поверь, и, надеюсь, довольно скоро. Хотя... бывают и такие, кто не выкарабкивается. Но ты-то ведь не наделаешь глупостей?

Карие глаза подрагивают, ожидая ответа, может показаться, что любого, но на самом деле моего собеседника устроит только утвердительный. Да, у камня Опоры было куда больше возможностей наблюдать судьбы, разбитые отлучением от службы, и я очень хорошо понимаю, почему мой старый приятель усиливает натиск, стараясь вытащить меня из болота тоски на твёрдую землю, если увещевания не помогут.

Глупостей, говоришь? «Алмазную росу» считать принадлежащей к таковым или нет?

— Поживём — увидим.

— Та-а-к. — Рыжий разочарованно хлопнул ладонями по столу. — Вот сейчас ты мне не нравишься. Совсем.

— Я исправлюсь, дяденька, лишь бы вам было спокойнее!

— Ну вот, снова здорово... Неужели ты не замечаешь, когда кто-то волнуется за тебя?

Волнение — это прекрасно и восхитительно. Только есть ли достойная причина для сего трогательного чувства? Я же не ребёнок, живущий сиюминутными увлечениями, и умирать не собираюсь хотя бы потому, что никому не смогу ни помочь, ни насолить таким поступком. Фрэлл подери, пока мою душу не посетит то, что чувствуют люди, жертвующие собой ради других, сиречь скорбная необходимость и тихая гордость, мне и с места-то двигаться не хочется! Но если рыжий уверен в обратном, его срочно нужно разубедить.

— Я не слепой. Извини, больше не буду.

— А больше и не надо! — На лицо Борга вернулось прежнее тревожно-загнанное выражение. — Столько уже наделал, что вовек не расхлебать.

О, что-то новенькое. Но разве мои зимние безрассудства не были полностью закончены?

— Меня полгода не было в столице, а когда я уходил...

— Вспомни-ка, что было зимой!

Мне чудится или в голосе рыжего разгораются угольки азарта? К чему бы это?

— Да ничего особенного. Но я закончил все дела, которые требовали моего участия.

— Ага, закончил! И как думаешь, во что эти дела вылились?

Я подумал. Потом ещё немного подумал, но каких-либо путных предположений в голове не возникло, посему не оставалось иного выхода, как отставить кружку в сторону, опереться локтями о стол, придвигаясь поближе к собеседнику, и покорно кивнуть:

— Давай, рассказывай.

К чести своей, Борг не воспользовался заслуженным триумфом и не промурыжил меня в ожидании несколько лишних минут. Видимо, события при дворе и впрямь происходили неладные.

— Помнишь девицу по имени Роллена?

— Белокурая сестра Королевского мага? Припоминаю.

— Ей самое место в тюрьме или на виселице.

— Вполне возможно. А в чём дело?

— В том, что она по-прежнему на воле и, похоже, совсем потеряла стыд.

Хм, красавица с васильковыми глазами давно уже не слыла скромницей, что же должно было случиться, если Борг столь искренне возмущён?

— Не ходи вокруг да около, ладно?

Он шумно выдохнул и страдальчески сдвинул брови:

— Девица воспользовалась тем, что его высочество после прощания с тобой, прямо скажем, стал дуть даже на воду, и заявила, что желает служить престолу.

— Служить можно по-разному. Только не говори, что она...

— Она собирается стать камнем Опоры!

Ай да Роллена! Умница! Я советовал ей найти применение талантам, удивительно рано вызревшим в юном сознании, и девочка послушалась, поступив на зависть многим смело и решительно. В самом деле, если можно получить приглашение за королевский стол, зачем соглашаться на объедки?

— Можно поздравить Опору трона с пополнением?

Борг с трудом, но подавил желание выругаться. Наверное, потому что новость больше вводила его в растерянность, нежели злила.

— Это конец, понимаешь? Если незыблемость трона станут охранять гулящ...

— Остановись, пока не совершил непоправимое.

— Разве я должен останавливаться?! То, что происходит, разрушает... Разрушает основы!

О, моё любимое словечко, родное и невыносимо хорошо знакомое. Разрушение. Как сладко от него веет тленом и как горчит ароматом молодых побегов зелени, проклюнувшихся на месте недавнего пепелища... Пресветлая Владычица, я и не думал, что в Борге до сих пор живёт мальчишеское доверие к рыцарским романам! Гулящая девка или не гулящая, разве это важно? Не стану спорить, она запятнала свою честь, вольно или невольно, только эта честь принадлежала ей одной, ни государству, ни королю, ни семье, ни кому-то ещё. Роллена имела и имеет право ночами согревать постель хоть последнему бродяге, а днём служить на благо государства. Безупречность во всём, конечно, хороша, но сия добродетель слишком редко сочетается с другими качествами, необходимыми, чтобы остаться в живых самому и сохранить жизнь другим.