Mirash - Трудная профессия: Смерть Страница 22

Несмотря на строгость, Некруев пользовался заслуженной любовью студентов. Он великолепно читал лекции, интересно проводил семинарские и практические занятия, был известен своей преданностью науке и всерьез увлекался спортом, с удовольствием принимая участие в студенческих спортивных состязаниях. К тому же он сам хорошо относился к студентам и всегда был готов помогать жаждущим знаний. Но ко мне подобным был беспощаден.

В прошлый экзамен, который я сдавала Некруеву, он с позором выставил меня с трех пересдач; в конце концов, я была брезгливо помилована предметной комиссией. В этот раз он едва удостоил меня взглядом и предложил выбирать билет. Взяла ближайший — что толку выбирать, если знаний ноль? Села, прочла вопросы. Я помнила пару определений и это, несомненно, было огромным для меня прогрессом. Но не подлежало сомнению, что это даже и не приближалось к тому объему знаний, которым мне бы следовало обладать.

— Мягкова, садись отвечать. — Позвал Виктор Андреевич.

Я села, положила на стол лист бумаги с записями и приготовилась к казни.

— Приступай. — Я неуверенно прочла первый вопрос.

— Громче, пожалуйста, я тебя не слышу. — Попросил он.

Прочла громче, замолчала. Некруев внимательно на меня смотрел.

— Ты учила? — спокойно спросил он. Я неуверенно кивнула.

— Ответ на вопрос знаешь? — отрицательно покачала головой.

— А на второй вопрос?

Я молчала и с трудом удерживалась от того, что бы выскочить из-за стола и убежать.

— Я смотрю, ты что-то написала, давай погляжу. — Он взял листок из моих рук.

— Первое определение верно, второе не вполне корректно. Схема большей частью неверна. Негусто, конечно. А чего же ты не попыталась хотя бы определения мне сказать, раз вспомнила?

Не дождавшись от меня реакции и проследив взглядом за моими ходившими ходуном руками, которые я поспешила спрятать под стол, он вдруг спросил:

— У тебя лекции с собой? Вроде, в последнее время начала писать?

Я достала тетрадь из сумки, полагая, что мне сейчас будет предложено поискать там ответ, что бы увериться в моей неспособности даже на это. Вместо этого преподаватель протянул к тетради руку. Я вцепилась в нее со своей стороны, понимая, что показывать это никак нельзя.

— Мягкова! — Повысил голос Виктор Андреевич. — Дай мне свою тетрадь. — Он неожиданно сильнее потянул, и она оказалась у него в руках. С полминуты листал, затем поднял на меня взгляд.

— Ты уверена, что это ты мои лекции записывала? — скептически произнес он. — Я не очень их узнаю.

Ну да, то, что я сумела записать, наверняка порядком отличалось от того, что было сказано Некруевым. Многое писать я не успевала, определения часто просто не воспринимала на слух, так как они были мне совершенно не знакомы. О формулах и говорить не приходилось. К тому же лекции были щедро дополнены моими сочными комментариями, которые я писала, когда злость от собственной тупости и никчемности требовала выхода.

— Я вам не разрешала ее смотреть! — дрожащим от стыда голосом сказала я, перегнулась через стол и выхватила тетрадь у него.

Теперь мне мало не покажется. Втянув голову в плечи, прикусив губу и опустив глаза, я чувствовала, как горят щеки. Ждала расправы.

— Ты права, мне не стоило ее у тебя брать без разрешения. — Вдруг спокойно сказал он. — Извини, пожалуйста. Но это, конечно, пересдача. Ты ведь понимаешь?

— Понимаю.

— Ты по учебнику готовилась?

— У меня его нет.

— А читательский билет в порядке, в библиотеке взять сможешь? — я покачала головой.

— Возьми мою книгу, только верни потом. — Он протянул мне учебник. — Список вопросов тоже отсутствует? Возьми и его. Жду тебя на пересдаче со знанием предмета.

Я сдавала последней, поэтому, на выходе из аудитории, никого из однокурсников уже не увидела, чему была рада. Неторопливо поплелась домой, где меня ожидала наставница в компании Джуремии и Луззы.

— Как успехи? — спросила она.

— Пересдача.

— Не скажу, что неожиданно. Ксюаремия, если тебя отчислят, пойдешь работать. Больше я тебя вытаскивать не стану, в твоих интересах начать учиться.

— Но я учила!

— Очевидно, что плохо учила.

— Я не могу лучше.

— А что можешь, в ларьке торговать? — съязвила Джуремия. Я вспыхнула.

— Это тебя не касается!

— Замолчали! — чуть повысила голос наставница. — Ксюар, все, что я тебе хотела сказать, я сказала, можешь быть свободна.

Я стиснула зубы и пошла к себе.

Следующий экзамен принимала Подбельская Лариса Степановна, пожилая добродушная тетушка, славившаяся любовью к задушевным разговорам со студентами и немотивированным положительным оценкам. С ее экзамена я вышла с заполненной строкой в зачетке и пылающими ушами. В этот раз по стечению обстоятельств я оказалась во второй пятерке экзаменуемых, мои однокурсники имели удовольствие послушать ее прочувствованную речь о моем плохом поведении и необходимости исправляться, — благо, Подбельская была глуховата и, как следствие, говорила громко. На следующем экзамене Стеклова Наталья Федоровна сведенными бровями остановила мою робкую попытку ответить и расписалась в зачетке:

— Несете полную чушь. Вас, девушка, давно пора выгнать. Но раз уж мы комиссией решили дать Вам последний шанс, я буду последовательна и в последний раз нарисую вам тройку. Полагаю, это ничего не изменит, мы скоро с вами расстанемся.

Последний экзамен я сдавала Топотовой. У меня теплилась надежда, что, несмотря на свое заявление, она все же последует примеру лояльных экзаменаторов, но она недрогнувшей рукой отправила меня на пересдачу со словами:

— Я предупреждала, снисхождения больше не жди.

Экзамен был последний, в коридоре столпились счастливые «отстрелявшиеся» студенты, желая перед каникулами вдоволь пообщаться с однокурсниками. Выходя из аудитории, я зацепила плечом Регину Статскую, большую приятельницу Вересной.

— А извиниться не надо? — я проигнорировала ее недовольство, ускоряя шаг в направлении выхода.

— Эй, алло, придурочная! Я с тобой разговариваю! — разозлилась она.

Мое нервное напряжение вылилось на ее голову длинной тирадой.

— Мягкова, ты находишься в институте, что ты себе позволяешь?! — Наталья Федоровна вышла на шум из кабинета и теперь, крайне возмущенная, смотрела на меня поверх очков.

Из соседней двери, ведущей в лабораторию, появился Некруев и его лаборантка. Лаборантка немедленно принялась обсуждать меня со Стекловой. Они считали, что я их не слышу, но я-то отчетливо слышала каждое слово, бессильно скрипя зубами. С меня хватит, я уйду! Я резко развернулась, намереваясь уйти, зацепилась за шкаф в коридоре. Дернулась и услышала треск дешевой ткани своих джинсов — на штанине образовалась приличных размеров дыра. Твою мать! Вокруг раздались смешки и едкие комментарии. Я психанула, быстро зашагала в направлении выхода и врезалась в наставницу.