карина - медведица,или легенда о Черном Янгаре Страница 22

   Его слова причиняли боль.

   Я думала, что уже привыкла к ней, и к презрению, и к гневу, к насмешкам, пожалуй, ко всему... люди жестоки. И почему Янгар должен отличаться от них?

   - Остынь, Янгу, - сказал толстяк, поднимаясь. - Уходить пора.

   Только Янгар не услышал.

   Он наклонился ко мне и сделал глубокий вдох, втягивая запах моего тела.

   - Почему, богов ради, ты ничего не сказала?

   Боялась.

   Сначала отца.

   Затем его.

   И того, что будет со мной.

   И того, чего я лишусь. Одна лишь ночь - разве это много? Но ночь закончилась... и что теперь? Я найду тысячу причин, но каждая из них - слабое оправдание, но... разве был у меня иной выбор? Возможно, что был.

   - Она делала то, что ей сказали, и только, - Кейсо поднялся. - Уходим.

   - Погоди.

   Теперь и я ощущала его запах, резкий, какой-то звериный. А плеть вновь поднялась к лицу, и основание рукояти уперлось в лоб.

   - Ты ведь не знала, что он собирается сделать?

   Нельзя врать, глядя в его глаза.

   Я не знала. Я догадывалась, что отец задумал недоброе, но...

   - Скажи, - попросил Янгхаар. - Хоть что-нибудь.

   И наверное, слепая Акку, цвет которой - синий, а губы вовек зашиты суровой нитью, поскольку слишком злые слова произносит раздвоенный ее язык, предъявила на меня права. Иначе почему я, глядя в черные лютые глаза мужа, произнесла:

   - Мой отец просил передать, что Ерхо Ину не прощает обид. И не боится псов. Даже бешеных.

   Я видела, как дернулся Янгар. Отпрянул.

   И лицо его вдруг стало белым, а из ноздрей хлынула кровь.

   Я видела, как медленно, очень медленно поднялась его рука. И плеть в ней, очертив полукруг, устремилась ко мне черной гадюкой. Она скользила по воздуху, разворачивая петлю за петлей.

   Я видела, как Кейсо кинулся к Янгару, пытаясь остановить удар.

   И упал на плечи, сбивая с ног, вдавливая в землю. И как Янгар с рычанием, с воем, пытался высвободиться из объятий толстяка. Он выворачивался, неестественно запрокидывая голову, и обнаженные десны были белы. А в уголках рта появилась пена.

   Я видела, как лошади шарахнулись в сторону. Землю, вывернутую копытами битюга. Раздавленную траву. Желтые одуванчики, словно монеты, рассыпанные на зеленом покрывале.

   Я видела все и сразу, и наверное, могла бы увернуться, но... боль опалила лицо. Кажется, кто-то кричал, возможно, что и я. Боль была такой жгучей, невыносимой, что я почти ослепла.

   Но отняв руку от лица, уставилась на ладонь.

   Красная... красной краски мне не досталось. Была желтая. И еще рыжая. И синяя. А вот красная - она для Янгара.

   Он затих. И только скулил, как-то жалостливо, по-собачьи. А толстяк, одной рукой вдавив голову Янгара в мох, второй гладил по волосам и что-то говорил, успокаивая.

   Кейсо обернулся ко мне и сказал:

   - Сейчас отпустит.

   Кто? И кого?

   Он. Янгара. И позволит встать. Вернет плеть и право добить меня. Боги будут против? Что за дело богам до безумца и глупой девчонки? Да и есть ли они вовсе?

   - Десять лет, девочка, он учился жить. И всего-то несколько слов...

   Щека пульсировала болью, нервно, мелко, и я сама того не замечая, поглаживала рану.

   И пятилась.

   - Погоди... - толстяк попытался встать, но Янгхаар рванулся под рукой, пытаясь избавиться от живых оков. - Он очнется и...

   ...и добьет меня.

   - Аану...

   Да, это мое имя.

   И я не та дочь, которую Ерхо Ину любит.

   И не та жена, которую желал бы получить Черный Янгар.

   Я просто ублюдок.

   Ошибка.

   - Это приступ... но у него давно не было приступов... он не понимает, что делает... что сделал... не уходи, - Кейсо не спускал с меня взгляда. И если бы не необходимость удерживать Янгара, он схватил бы меня. - Это пройдет... всегда проходит и он...

   Я не стала слушать дальше.

   Мне все равно, что будет с ним. С отцом. С Янгаром. С богами и людьми.

   - Стой!

   И страх вдруг вернулся.

   Беги, Аану, беги.

   Не важно, куда. Прочь от храма, от поляны, от плети и мужа.

   Беги, Аану.

   Лес пытается задержать, хватает за спутанные волосы кривыми лапами ветвей. Хлещет по лицу, разбивая его в кровь. Да и кровь льется из рваной раны, которая огнем пылает.

   Беги.

   - Стой!

   Крик несется в спину. Подгоняет. И голос уже не принадлежит Кейсо. По моему следу идет Черный Янгар.

   И слышу треск ветвей. Конское ржание.

   Меня не собираются отпускать.

   - Да стой же...

   Лес ставит подножку, и я падаю в густой кустарник. Острые ветви добавляют ран, и в сетях бересклета остаются пряди моих волос.

   Беги, Аану.

   Боль - ничто. Эта, нынешняя, а промедлишь - будет хуже. Тот, кто идет по твоему следу, пытаясь продраться сквозь заросли, не знает пощады. И я падаю. Встаю. Пробираюсь сквозь решетки еловых лап. Зажимаю ладонью щеку, чувствуя, как пульсирует кровь, сочится сквозь пальцы. Мой кровавый след не потерять.

   - Стой, я не трону тебя...

   Ложь.

   Он - охотник. И все ближе. С каждым шагом.

   - Клянусь.

   Уже клялся, там, в пещере. И чего стоила его клятва.

   - Пожалуйста...

   В какой-то момент земля уходит из-под ног. И лес, отвесив прощальный удар, отпускает. Я падаю. Качусь по ковру из гнилых листьев, которые прилипают к коже. Расцарапываю руки о корни и камни, которых как-то слишком много. И уже не в силах вынести этой, новой, боли кричу.

   - Аану!

   Падение останавливается на дне оврага. И я, всхлипывая от обиды, пытаюсь вдохнуть, подтягиваю колени к груди, кое-как переворачиваюсь на живот, понимая, что дальше бежать не смогу.

   Я не хочу умирать.

   И шорох сзади заставляет обернуться.

   По дну оврага, неторопливо, неуклюже, прихрамывая на переднюю лапу, шел медведь. Он был стар, и бурая некогда шерсть поседела. Массивную голову украшали шрамы. А левая глазница зверя была пуста. Впрочем, вел его нос.

   Я завороженно смотрела, как он, черный подвижный, нащупывает мой след. И зверь то и дело останавливается, словно опасаясь потерять кровавую дорожку, вычерченную мной на листьях. Но остановки эти длятся меньше мгновенья, и зверь движется дальше.