Эндрю Николл - Добрый мэр Страница 22

Вечереет. Небольшая группка путников бредет по каменистой долине. Со склона горы раздается громкий свист пастуха. Приближается другая группа людей. Путники с радостью узнают друг друга. Деревенские парни встречаются на том же самом перекрестке, где так давно расстались под полной луной. Они утомлены и измождены, они отощали, но испытания закалили их. Их стало меньше. Где Франческо? Где Луиджи? Франческо не вернется, Луиджи остался на Песчаном Гребне. Но я тоже был на Песчаном Гребне. Все мы были на Песчаном Гребне, но мы никогда больше не будем об этом говорить. И те, кто выжил, продолжают путь, поднимаясь все выше в горы. Смена кадра.

Раннее утро в деревне. Дверь одного из домов отворяется. Для прекрасной Агаты Стопак начинается полный трудов день. Она моет стены своего скромного, но безупречно чистого домика. И, как любой другой день, этот начинается для нее с молитвы. «Господи, пусть наши мальчики сегодня вернутся домой! А если нам суждено ждать дольше, храни их, не оставь их своим попечением, пока мы не встретимся вновь». Лицо Агаты крупным планом. Ее глаза закрыты, губы шепчут молитву. Тихая органная музыка. Она открывает глаза и смотрит вниз, в долину. Что это? Неужели? После стольких месяцев ожидания — неужели это они? А Чезаре? Не может быть, чтобы его не было с ними! Агата бросает тряпку и бросается вниз по дороге. Смена кадра.

Мы снова видим возвращающихся домой солдат. Впереди спокойно идет храбрый Чезаре в убедительном исполнении Горация Дюка. Они замечают бегущую к ним Агату, машут руками и кричат, приветствуя ее. Вот они встречаются. Она по очереди подходит к каждому. «Дорогой Чико! Милый Зеппо! Как я рада видеть тебя, Беппо!» [Над именами можно подумать позже.] Потом она поворачивается — в музыке нарастает напряжение — и смотрит в глаза мужчине, в которого втайне страстно влюблена. Это Чезаре! «Добро пожаловать домой, — тихо говорит она и дотрагивается до его руки. — Кара будет так рада!» Но глаза Чезаре говорят: «Все эти месяцы боев, страданий и потерь в моем сердце жил образ одной-единственной женщины. Черт с ней, с Карой, мне нужна только ты! Ты и я, вместе и навсегда!» И Чезаре, очень тонко сыгранный Горацием Дюка, обнимает ее своими сильными руками и целует. Долгий крупный план, изображение уменьшается, пока не превращается в точку.

— Он вернулся посреди ночи, — сказала Мама Чезаре. — Залаяли собаки, и все поняли, что это значит. Никто не был напуган. Война закончилась. Я проснулась и выглянула в окно. Я увидела его. Я ничего не сказала. Не открыла дверь. Промолчала.

— И что же было после? Куда он пошел?

Мама Чезаре чуть не свалилась с кровати.

— Ты с ума сошла? Это же молодой мужчина! Его не было дома столько времени, и все эти месяцы он думал только об одном. С ума сошла? Конечно же, он пошел к Каре.

Агата ошеломленно уставилась на нее.

— Он пошел к Каре! После того, что она сделала? И вы позволили ему?

— Конечно, позволила. Я-то не сошла с ума.

Да-а, непросто! Агата почувствовала, что такой поворот событий потребует внесения серьезных изменений в сценарий, иначе не поймет даже искушенная публика, привлеченная именами Агаты Стопак и Горация Дюка.

— Ну хорошо, вы позволили ему пойти к Каре. Что случилось потом?

— Меня там не было. Откуда мне знать, что случилось? Я знаю одно: еще до зари он снова ушел из деревни. Когда он прошел мимо моего дома, я подождала немного, а потом пошла за ним, прихватив свои скромные сбережения и узелок с одеждой. Он ждал меня на перекрестке, глядя на дорогу, по которой я пришла. «Возьми меня с собой», — попросила я, и он ответил: «Хорошо». Вот и все.

— Вот и все? Вот и все? Не может быть! Как вы узнали, что он снова уйдет из деревни? Почему он должен был уйти? Что могло его заставить? Он вернулся с войны к девушке, которую любил, — зачем снова ее покидать? Так не бывает.

Мама Чезаре покачала головой.

— Я знала, что он не останется. Разве мог он остаться после того, как прочитал надпись, которую я сделала краской на развалинах его дома: «Это сделала Кара»? Большие белые буквы. Они, должно быть, блестели в лунном свете.

У Агаты отвисла челюсть. Она не знала, что делать: восхищаться женщиной, столь решительно добивающейся, чтобы мужчина, которого она любит, достался ей, — или ужасаться этой решительности.

— Значит, Кара вышла замуж за одного из других парней? — прошептала она.

— Каких других парней? Больше никто не вернулся. Деревня умерла, и я не собиралась оставаться на поминки. Мы с Чезаре решили уехать в Америку.

— И осели в конце концов в Доте.

— Это долгая история, а я вдруг что-то устала. Я хотела показать тебе кое-что, но с этим придется обождать. Ты придешь ко мне снова?

Агата сказала, что она, разумеется, придет, а сейчас Маме Чезаре нужно отдохнуть, и поблагодарила ее за чай, за рассказ и, конечно же, за гадание.

— Да, я совсем забыла, — сказала Мама Чезаре, когда они вместе вышли на улицу. — Скажи, кто такой Ахилл?

— Я не знаю никакого Ахилла. Я знакома с Гектором, и он мне не очень нравится.

— Чаинки сказали, что ты познакомилась с Ахиллом. Может быть, даже сегодня. Я никогда не ошибаюсь. Я потомственная ведунья. Ты знакома с Ахиллом. Он твой друг.

— Хорошо, я запомню, — сказала Агата. — Спокойной ночи!

Она шла по Замковой улице. Высоко на холме часы на соборе пробили полночь. Несколькими мгновениями позже — ибо даже тихой летней ночью звуку требуется некоторое время, чтобы преодолеть соответствующее расстояние, — водитель и кондуктор последнего трамвая встали с сидений на задней площадке, зашвырнули свои сигареты яркими метеорами в темноту, закрутили термосы с кофе и вывели трамвай из депо. Он проехал мимо погруженного в темноту здания оперы, где недавно состоялась премьера «Риголетто», не произведшая, увы, впечатления ни на критиков, ни на зрителей, через Музейную площадь, по Александровской улице — там в него сел директор «Палаццо Кинема», — потом завернул туда, где Замковая улица пересекается с Соборной, и подъехал к остановке, на которой в желтом круге фонарного света ждала Агата. Она села в конец салона. Когда директор «Палаццо Кинема» сошел на остановку раньше нее, она его не узнала, потому что скромно разглядывала пол, пока он проходил мимо. Почти сразу после того, как трамвай тронулся, она встала у двери, и стояла там, держась за поручень, пока трамвай пересекал реку.

Выйдя из трамвая по другую сторону Зеленого моста, Агата немного постояла, наслаждаясь ночным спокойствием. Под арками моста шумела вода, между фонарями, хлопая крыльями, пролетели две утки. В «Трех Коронах» было успокаивающе темно. Вдалеке затихал механический рокот трамвая, невидимого, но все еще сообщающего о своем существовании жалобным дрожанием проводов и вибрацией рельсов.