Игорь Мерцалов - Я, Чудо-юдо Страница 22

– Баюн! – воскликнул ошеломленный Черномор. – Немедленно вернись!

– Ни за что! – крикнул кот в ответ. Да-да, человеческим голосом. Красивым таким, грамотно поставленным баритоном. – Все, кончилась твоя власть надо мной, сатрап!

Мавры, повинуясь жесту Черномора, опять подогнали плот к берегу.

– Ах ты… Не смей позорить меня перед посторонними! Сей же миг прыгай обратно. Иначе страшный и лютый Хранитель Радуги съест тебя!

Черномор выразительно посмотрел мне в глаза и даже подмигнул заговорщически, но я подыгрывать не стал – слишком глупо получилось бы.

– Пушистые хвостики! – насмешливо воскликнул названный Баюном кот; потом я узнал, что это выражение на их языке приблизительно эквивалентно нашему «ох ты, батюшки!». – Неужели и впрямь надеешься, что я обманусь? Найди кого поглупее.

– Чудо-юдо, – явно смущаясь, сказал Черномор, – пожалуйста, окажи любезность, возьми этого шкодника и болтуна за шкирку и отдай мне.

Кот моментально отпрыгнул в сторону, хотя я и так не испытывал желания охотиться за ним. Может, мое новое тело и способно развить нужную скорость, но на поворотах легкий кошак непременно обойдет меня. Да и неловко как-то разумное существо – и за шкирку…

– Что же ты хозяина расстраиваешь? – попробовал уговорить я кота.

– Какой он мне хозяин? Я свободное существо, а этот старый хрыч – тиран, негодяй, бесчестный мерзавец! Ммя-у!..

Черномор в отчаянии оглянулся на своих мавров, но едва те шагнули с плота на песок, Баюн отбежал к зарослям, задорно подначивая:

– Ловить надумали? Ну давайте, давайте!

Мавры с тоской оглянулись на колдуна. У Черномора опустились руки, и лицо таким несчастным сделалось, что стало мне жаль старца.

– Я его потом поймаю. Подманю.

– И что? Будешь держать в мешке, покуда я не приплыву?

– Что-нибудь придумаю, – пообещал я. – А кто он вообще такой?

– Кот Баюн, разве не видно? Тварь неблагодарная… Жил у меня в достатке, нужды не ведал. Мышей ловил не по приказу, а исключительно ради удовольствия… Ах, что теперь, – тяжело вздохнул колдун. – Пускай поживет на острове, где ни молочка никто не нальет, ни за ушком не почешет. Быть может, поумнеет, сам потом придет прощения просить. Ты уж с ним не очень строго, ладно?

– Хорошо, – пожал я плечами, не спеша ни в чем переубеждать. То есть гладить кого-то при моих когтищах – это изощренная форма садизма, но чтобы живую тварь голодом морить…

Мы попрощались, мавры вернулись на борт, и плот заскользил по морю.

– Еще попомнишь меня! – неслышно вернувшись к линии прибоя, крикнул вслед Баюн. – Ничто не вечно, и твое беззаконие тоже! Ммяу-у!

Очевидно, громкий крик давался ему нелегко, он с шумом перевел дыхание. И вдруг обратился ко мне:

– Привет. Не обращай внимания, это наше с ним личное. Палач! – выкрикнул он еще, но скорее для проформы: плот отошел от острова на полкабельтова, между нами бушевали волны, а Черномор что-то втолковывал своим маврам.

– Что вы с ним не поделили? – поинтересовался я.

– С Черномором-то? Место под солнцем, – Баюн сказал это без всякого пафоса, и я не сразу понял, что он шутит. – Я же говорю, это наше с ним личное. Не сошлись во взглядах… на проблемы популяции говорящих котов, если коротко. А если не коротко, то это только меня и Черномора касается. Ничего, в другой раз приплывет, еще прощения попросит.

Почему-то особенной уверенности в последней фразе я не услышал.

Отойдя от накатывавших волн, он сел на песок и стал приводить шерстку в порядок.

– Говорящий кот, надо же! – не удержался я.

Баюн оглядел меня с ног до головы и вроде как хмыкнул. Да, порой забываю, в каком я обличье…

– Значит, от меня не будешь убегать? Тогда айда, дома причешешься, – позвал я.

В отсутствие магической атмосферы плота сделалось промозгло, а кофе и сигары, хотя и молчали, не давали о себе забыть.

– А ты, мне кажется, не совсем чудовище, – не отрываясь от дела, заметил кот.

– Знал или догадался?

– Вижу. Глаз наметан. Ну вроде бы все… пошли. Только давай на берегу договоримся: ты про «поймаю» забудь. Беспокойства я тебе не доставлю, не такой уж и балбес. Дом твой, ты в нем хозяин, я гость. Веду себя прилично, кроме питания, ничего не требую. Молочко – это можно, но не обязательно. А всякие глупости насчет почесать за ушком – даже не думай. Не люблю.

– Договорились.

Мы поднялись к терему, Баюн бежал на полшага впереди, с интересом озираясь. Я глядел на него и диву давался.

В причудливый же мир меня занесло! Колдуны, морские царства, волшебные острова, коты-баюны… А я от всего изолирован. Где-то драмы разыгрываются, свершаются деяния и события насыщают время, которое потом благословят историки и романтики. По законам жанра мне бы полагалось активно включиться в местный исторический процесс, а я сижу на своем странном клочке суши, облеченный полномочиями моей странной должности. И, что греха таить, уже тихо косею от безделья.

Рудя встретил Баюна настороженно, но кот, мигом разглядев разбросанное по углам барахлишко саксонца, в частности, гербовый щит, обратился к нему: «Гутен таг, херр браве риттер», – чем тотчас расположил к себе, хотя от дальнейшего разговора на немецком отказался, сославшись на неполное знание языка.

В общем и целом Баюн прижился у нас довольно легко. Чужая душа потемки, а кошачья – и подавно тьма египетская, однако он оказался вполне компанейским парнем. Да, что-то его тяготило, и, по всей видимости, он страшно скучал по дому (о котором ни разу не рассказывал), но в отличие от меня и Руди, умел держать себя в лапах и не отравлять существование окружающим. В общем, был среди нас наиболее зрелым и рассудительным.

Однажды он обмолвился, что годков ему тридцать пять, но мы с Рудей не поверили, а он не стал настаивать, и вот это как раз убедило меня в том, что кот не приврал.

Интерес к делам острова он проявлял ограниченный, к моим изысканиям поначалу был абсолютно равнодушен – лишь много позже увлекся, когда я сам попросил его о помощи.

О Черноморе Баюн старался не говорить, а когда все-таки проскальзывало слово – было таким кипуче-ядовитым, таким неподдельно яростным, что дрожь пробирала. Интересно все-таки, какая кошка между ними пробежала?

Пасть, похожая на медвежью, не предназначена для того, чтобы пользоваться человеческой посудой и уж тем более – крошечными кофейными чашечками, которых я настрогал себе из чурбачков при помощи когтей. Как выяснилось, для того чтобы потягивать сигары, она тоже не очень-то подходит.

Но я приспособился. Разок видел в зеркале, как для этого скукоживаться приходится – озноб пробил. Но это проблема решаемая – отвернись и пей…