Асия Уэно - Радужная Нить Страница 22

А вопросов у меня столько, что до Овары хватит. Во-первых, Мэй-Мэй. Не успокоюсь, пока не выведаю всё об этой куколке, то безукоризненно вежливой, то властной, то кроткой. Как она выразилась? «Ах, какой прелестный огненный мотылек!» Или что-то в этом роде. И рассмеялась… надо мной, между прочим!

И откуда у неё такое имя?

Далее — лес. И его неведомый обитатель. А также, что скрывает там Ю, отказавшийся сопроводить меня на прогулку даже после пяти чашечек саке? И не пожелавший объяснить пользование чёрным ходом.

Интересно, таинственный зверь и является тем, что хозяин дома столь ревностно оберегает от посторонних глаз?

А ханец примечателен сам по себе. Прежде всего, зачем он понадобился Сыну Пламени? Почему его не мог доставить обычный гонец? Кстати, по какой причине дядя оформил мандат через Судебную Управу? Я подчиняюсь ей, как любой из подданных, но у них есть и собственные служащие, так почему именно я? Тьма кромешная.

Он им понадобился как торговец древностями или как торговец удачей? Судя по содержанию приказа, второе. Откуда в Управе знают, кто он? Или это известно императору? Печать-то его. Он прибегал к услугам юмеми, находясь в Зимней Резиденции? Тогда почему он не захватил ханьца с собой, покидая её? Загадки, кругом загадки! И голова — кругом!

Теперь о внешности. Во-первых, не знаю человека, тем более, мужчину, столь совершенной красоты. Её даже можно счесть выходящей за рамки допустимого, но Ю как будто не обращает на неё внимания. Чем он красит волосы, а, главное — зачем? Кто дозволил ему носить пряди такой длины, ещё и разноцветные? Это ведь даже не мой пятый ранг, это девятый, а то и десятый! А что подразумевает радужная окраска, вообще затрудняюсь предположить. Для тех, кто самовольно причисляет себя к неподобающему рангу, предусмотрено наказание — состригание всех волос на теле. Значит, ему разрешено? Иноземцу?! Или нет?.. Никогда не встречал ханьцев, хотя бы отдалённо напоминающих Ю.

Как бы выяснить? Попытаться напрямую, мы ведь друзья? Впрочем, что я несу, какая дружба, мы знакомы три с половиной дня, из них полтора вычеркиваем… нет, сколько можно дрыхнуть?

И всё же, мы чуть ли не мгновенно перешли на дружескую манеру общения. Тоже непривычно. Я из тех людей, кто легко находит общий язык с другими, но отбросить церемонии за два дня — чересчур даже для меня! С другой стороны, произошло это во сне, и выбирать не приходилось. Не мог же я скорчить презрительную мину или пренебречь тёплой непринуждённостью в его обращении ко мне? Это было бы грубо. И неблагоразумно! Для кого-то сон — что дом родной…

— Просни-ись, — пропел я, наклоняясь к уху юмеми. — Солнышко уже встало… и скоро зайдёт. Если откроешь глаза, так и быть, приберегу для тебя пару солёных слив к рисовым колобкам!

Но ханец остался глух к моим мольбам и посулам. Я уж собирался было сдаться и, смертельно обидевшись, окликнуть Дзиро, дабы подкрепиться в его компании, но… Какая-то тень, скользнувшая по лицу попутчика, заставила меня замереть на месте, с пальцем, по привычке поднесённым ко рту. Губы юмеми искривились, будто он попробовал на вкус одну из вышеупомянутых слив. Он несколько раз мотнул головой, отгоняя наваждение, и открыл глаза. Вздрогнул, наткнувшись на мой заворожённый взгляд.

— И зачем звал? Отвлёк от важного дела.

— С успешным пробуждением! — брякнул я.

— Благодарю, — без тени шутки ответствовал тот. — Это вы очень верно подметили, любезный посланник! С успешным.

«Ну вот, опять», — мысленно простонал я. Что за привычка переходить на вежливо-издевательское обращение, заставляющая собеседника почувствовать себя напыщенным глупцом?! Хотя могу и подыграть…

— Вас не беспокоили дурные сны, господин юмеми?

— Нет, — не моргнув глазом, ответил он. — Скорее, это я побеспокоил их. Очень некстати, за что коленопреклонённо прошу прощения. — Он сладко потянулся, даже не пытаясь преклонить обещанную часть тела, и лицо его оставалось задумчивым.

Я выжидающе посмотрел на него.

— Нас ждут неприятности.

— Какие? — я понял, что шалости подошли к концу.

— Разные. И в первую очередь — погода. Похоже, надвигается сильная буря.

Я охнул и поднял полог. Так и есть: небо, с утра не услаждающее взор весенней синевой, набрякло, пропиталось раствором грозовой туши. Таких гнетущих туч я не видел с детства. В тот день молния, зародившаяся меж чернильных боков небес, расколола и подожгла старую криптомерию, которую мой дед называл Хозяйкой. Дерево это, сколько я себя помню, всегда украшали ленты алого шелка, и свои первые начертания мы с братом вешали на них. До той злополучной грозы. Он очень расстроился тогда, мой дед. Плакал и собирал щепки. Старость нахлынула на него, словно тёмная вода, и спустя недолгое время он слёг и умер.

Мне сделалось неуютно. Почерневшие небеса предвещали беду. И ни ветерка. Может, проскочим? Хотел бы я разбираться в погоде!

— Дзиро! — крикнул я, перегнувшись в сторону возницы. — Когда там ближайший кров?

— Боюсь, что ближе к ночи, Кай-доно, — слуга обернулся. — Я ведь тоже здесь впервые! Гоню, как могу.

Рисунки местности мы изучали вместе, ещё обсуждая, сворачивать на короткую дорогу или нет. Старьё, конечно. Ну да на острове новых дорог уже триста лет не прокладывали. Постоялый двор, если и сохранился, обещал предстать в ужасном состоянии. Впрочем, сгодится любой, лишь бы крыша не текла. Надо же было так сглупить…

Раздался свист бича. Да разве этих волов вразумишь двигаться быстрее? Ленивые твари! Могли бы глянуть вверх и поторопиться.

Если зарядит дождь, промокнем в считанные мгновения. Эх, и зачем я послушался отца, уверявшего, что в хорошо утёпленной, сбитой из лёгкого бамбука повозке можно задохнуться даже по весне? Не сравнить, в каких условиях мы переезжали в Овару, а в каких находимся сейчас! Но что мне оставалось, как не послушаться? И почему отец всякий раз строг и несправедлив, когда речь заходит о младшем из сыновей?

Я обернулся к Ю. Тот деловито прятал своё имущество, нагромождая поверх моё. Каков нахал!

— Дождь скоро начнётся, как ты думаешь? — Я решил оставить его действия без порицания.

— Того и гляди. И не дождь, а ливень. С градом и порывистым ветром. Надо искать укрытие надёжнее, нежели это. — Он царапнул ногтем по грубой ткани, натянутой на повозочный каркас.

Словно в знак согласия, по полотну застучали мелкие капли. Хотя, вовсе даже и не мелкие! Сначала они расплывались грязно-серыми пятнами, но вскоре уже пробивали намокший материал насквозь. Полотнище заколыхалось: как и предсказал юмеми, с неба спустился ветер. Так быстро…