Сергей Петренко - Апрель. Книга вторая Страница 22

— Значит, всех магов сделал Кристалл?

— Да, Ми. Это — суть. Ты, видно, уже устал, но терпеливо слушаешь. И я скоро закончу. Самая главная тайна — это тайна, доступная только нам, Хранителям. Только мы знаем, как были созданы первые маги стихий. Подробно это действо не описано, но суть такова: четверо из тщательно отобранных кандидатов «вошли» в Кристалл. В то время Кристалл был почти пустым, податливым миром — и первые маги имели над ним почти абсолютную власть. Власть, которая исчерпывалась лишь силой их воли и воображением. Их собственным внутренним миром, их сознанием. Из Ничто они творили Нечто.

Затем Кристалл разъединился. Замысел его создателя в изначальном виде не удался. Мир Кристалла был нестабилен, он существовал столько, сколько его питали разумы вошедших в Кристалл людей. Но эти люди не могли жить вечно. Их тела старели, а когда они умирали здесь — их души постепенно таяли и в Кристалле. Зато создатель Кристалла обнаружил важное свойство — тот, кто побывал внутри, необратимо изменялся. Часть сознания оставалась там, в Кристалле. И если человек этот был слаб — Кристалл растворял эту часть в себе, а сам человек, лишившийся какой-то важной части своего «я» — погибал.

Но были и те, кому Кристалл, наоборот, давал силу. Внутри Кристалла, где сознание обретало власть над стихией, человек учился быть божеством. И когда он покидал Кристалл — эта способность отчасти оставалась с ним. Отчасти — потому что стихии нашего мира менее податливы. Маги Тверди так и не смогли управлять своей «стихией». Маги Воды — я сказал уже о них. Маги Огня хотя и получили власть над этой основой — но далеко не полную. Великий Огонь, всепожирающее пламя глубин так и не далось воле. Они мечтают о власти, они раз за разом предпринимают опасные попытки. Самые рискованные прикосновения к Огню возможны только тогда, когда маг частично находится в Кристалле. Это невероятно сложно — держать своё сознание тут и там, контролируя чудовищную мощь. Многие, очень многие погибают.

С магами Воздуха всё несколько проще. Ребёнку, предназначенному стать магом, достаточно лишь один раз увидеть, услышать Ветер, войти в него, дать унести себя в Кристалле.

Пока мы не вывели расу Ветряных, эти опыты, однако, тоже кончались неудачно. Дети, обретшие власть над Воздухом, быстро растворялись в стихии — они сами становились ветрами. И даже истинные маги Воздуха постепенно перестают быть телесными существами. Они уходят в сны и видения ветров. Они слышат ветром, видят ветром, чувствуют…

А теперь главное и последнее, Ми. Чтобы мир внутри Кристалла продолжал существовать, его необходимо питать. Маги, проходя через Кристалл, оказываются лишь гостями. Кристаллу нужны те, чьим разумом, памятью он будет полон. Их должно быть много. Это должны быть создания, полные воли к жизни, воображения, света. Чем больше их будет, тем сильнее станет мир Кристалла. И однажды случится так, что найдётся избранный, Некто, кто, войдя в Кристалл, обретёт над ним полную власть — и обретёт власть над этим миром!

Дед замолчал. Он молчал долго. Его голос ещё гудел во мне так, как будто кто-то ударил в большой гонг.

— На Островах мы не можем этого добиться. Во-первых, если мы потребуем больше детей для Кристалла, люди просто взбунтуются. Во-вторых, народ Островов, давший нам магов Воды, Огня и Воздуха оказались неспособны дать того, единственного…

Наш Орден, Ми, Орден Хранителей решил предпринять эту экспедицию на материк, землю, о которой мы почти ничего не знали. Вернее — забыли. Землю, существовавшую только в легендах, потому что когда-то давным-давно мы посчитали нужным отстраниться. А тебе, Ми, выпала судьба стать главным Хранителем. Кристалл, чью суть или душу ты видел там, в Храме — выбрал тебя. Ты оказался самым восприимчивым и, одновременно, устойчивым.

И мне сделалось страшно. Я знал, что это — неизбежность. И в голосе моём не было протеста:

— Значит, мне нужно уйти туда, в Кристалл?

Дед неожиданно засмеялся. Я почти не знал его смеха — и замер, растерялся.

— Нет, Ми, не бойся. Ты — хороший Хранитель… точнее, будешь им. Ты будешь самым лучшим из Хранителей за много веков. Так полагаем мы, так определил Кристалл. Однако, от Хранителя не требуется уходить внутрь того мира. Мы надеемся на иное. Ты дашь начало другому существу. Тому, кто соединит мощь всех стихий. Тому, кто оседлает Дракона. Наезднику…

Уже начинался вечер. Он подступал медленно, таяло небо над редколесьем, в распадке между грядами холмов неподвижный воздух пах пряной октябрьской листвой, свежей сыростью, грибами, крепким грушевым взваром — а порою набегала волна миндального аромата — от старых яблоневых деревьев.

Уже, казалось, наступили сумерки, всё стало серым — и вдруг лес вспыхнул, засиял золотом. Светилась листва — на ветвях, на траве, медовая, рдяная, бордовая; светилась трава — ещё почти по-летнему свежая, налившаяся соком и зеленью от осенних дождей. Как за распахнутыми дверями залов-сокровищниц горели рубинами ветки калины, гнущиеся от тяжести гроздей.

Ивен сам не помнил, как шёл. Ноги ступали мягко. Он как будто плыл над травой, ветки раздвигались, тихо шурша коготками о куртку, прохладно, чуть влажно трогали разгорячённые щёки.

Гроздь калины закачалась у самого лица. Ивен вытянулся на носочках, расставив руки, взял губами несколько ягодок. В середине октября калина ещё не совсем поспела, самая вкусной она будет после первых морозов, когда горечь уже почти растворится в странном, чуть кисловатом вкусе — как будто сама память о лете. Уже совсем не летняя, ничего похожего в ней нет ни на душистую сладость земляники, ни на медовое, горячее дыхание июньских трав.

Ивен давно проглотил и кровяной сок, и кисловатую кожицу — а косточки всё держал на языке, посасывая. И всё касался ладонями то гладких, то шершавых, то обомшелых стволов — словно надеялся, что продолжится чудо, и деревья потеплеют, оживут, солнечный свет окажется по-настоящему горячим…

А на небе, опомнившись, захлопнули закатное окно. Лес в распадке погас. Стало почти темно. Ивен заторопился, зашагал, расталкивая глухие сумерки. Всего ничего времени прошло, косточки калины ещё кислили язык — а из оврагов надвигался туман, сделались ночными звуки, идти пришлось уже почти наугад.

Заблудиться Ивен не боялся. Хотелось выбраться из зарослей до темноты.

На самом краю заросших ивняком луков Ивен как будто толкнуло, как ветряной клубок в сумеречной тишине налетел, страхом обдало, погорячело в голове и упало к ногам — волки! Ивен видел только мелькнувшую тень — и она, может быть, померещилась. Почему подумал на волков, зачем бы им тут появиться, вблизи от людского жилья? Никто никогда их тут не видел, только лисы подбегают к самым дворам.