Генри Олди - Мессия очищает диск Страница 23

На мгновение оторопевший Цай завертел головой и проворонил тот миг, когда преподобный Фэн подпрыгнул, как тощий облезлый кот, трижды ударив в стену рядом с дверью. Для этого монаху пришлось извернуться всем телом, потому что иначе не было никакой возможности сперва пнуть ребром левой стопы в ничем не примечательный камень на уровне пупка, потом левой ладонью звонко шлепнуть наотмашь о выбоину чуть повыше лица – и тут же, словно оттолкнувшись от воздуха, взмыть на добрый локоть, крутануться волчком и подошвой правой ноги влепить добрую пощечину выщербленному кирпичу, напоминавшему оскаленную морду сказочного зверя гунь.

Дверь в Лабиринт Манекенов подумала-подумала, обиженно заскрипела и стала открываться.

Приземлившийся и замерший на корточках отец Фэн неслышно захлопал в ладоши, подобно играющему ребенку, затем подхватил с земляного пола свой диск и бегом кинулся в темноту, где незримо крылись тысячи смертей.

3

Дверь за спиной монаха немедленно захлопнулась, не оставляя Змеенышу Цаю выбора: оставаться здесь или же набраться смелости и последовать за поваром.

Наверняка именно в Лабиринте, откуда выходили с клеймом тигра и дракона на руках или не выходили вовсе, и крылась разгадка головоломки, мучившей судью Бао, но Змееныш был далек от того, чтобы переоценивать собственные силы.

На всякий случай он подошел и надавил на дверь.

Нет.

Дверь не поддавалась, а открыть ее тем же способом, что и старый Фэн… Вот они, потайные «ключи»: ребристый камень на уровне пупка, выбоина на ладонь выше лица и кирпич с мордой голодного гуня. Всех-то дел – повторить прыжок преподобного повара! А промахнешься или ударишь не с той силой – и свалится тебе на голову какая-нибудь мраморная плита или откроется под ногами бездонный колодец, до дна которого лететь дольше, чем до адской канцелярии владыки Яньло…

Сверху послышался осторожный шорох, и кто-то стал потихоньку спускаться по лестнице в монастырские подвалы, повторяя недавний путь повара Фэна и лазутчика жизни.

Видимо, тех, кто не спал этой грозовой ночью в обители близ горы Сун, было больше, чем двое.

Змееныш мгновенно вжался спиной в спасительную нишу, прекрасно понимая, что будет, если его застанут здесь, у двери в Лабиринт Манекенов. Небось еще и откроют, и внутрь пригласят: иди, уважаемый, а мы тут за твоей спиной вход опечатаем и забьем крест-накрест… Мысль о сражении с незваным гостем в случае разоблачения даже не пришла лазутчику в голову, причем отнюдь не потому, что Змееныш трусил.

Он никогда не трусил – не умел; он осторожничал и прикидывал.

За его плечами были обманчивость внешнего облика, тайны семейной школы Цай-цюань и наука покойной бабки; за плечами шаолиньского монаха, покрытыми священной кашьей… Нет, Змееныш прекрасно понимал: он без особого труда справится с новичком, еще не получившим почетную веревку-пояс из рук преподобного наставника, с «опоясанным» бойцом придется драться насмерть, а против стражника патриаршего отряда или знатока-шифу[29] у лазутчика не будет ни единого шанса.

И как раз тут на лестнице мелькнуло спускающееся пятно света, Змееныш пригляделся и с облегчением перевел дух.

Битва или смерть откладывались на неопределенный срок.

В течение прошедшего месяца Змееныш собственными глазами не раз видел восьмерых монахов-детей, шестеро из которых по разным причинам и воле знатных родителей посвятили себя Будде лет с трех-четырех, а двое родились в поселке слуг и были благосклонно одобрены патриархом для дальнейшего обучения в обители. Эти преподобные дети, которым сейчас было рукой подать до того дня, когда их станут называть подростками, не раз тайком забегали на кухню в попытках поживиться чем-нибудь съестным – и Змееныш, втихаря балуя их остатками еды, еще тогда выделил для себя одного из вечно голодных монашков.

Которого то ли в шутку, то ли всерьез местные бритоголовые отцы прозвали Маленьким Архатом.

Ребенок был красив, как иногда бывают красивы деревенские дурачки. Тонкие, почти прозрачные черты лица, напоминающие лики небожителей с картин Сю-ци, и при этом – безвольно скошенный подбородок, слегка отвисшая нижняя губа…

И глаза.

Глаза отнюдь не дурачка, но и не небожителя.

Два скованных льдом озерца, в которые смотреть – и то зябко.

Маленький Архат спустился до конца лестницы, поднял крохотный светильничек над головой, но оглядываться по сторонам не стал – на счастье Змееныша, который застыл в спасительной нише, приняв совершенно неестественную для человека позу.

Зато и силуэт лазутчика смотрелся скорее бесформенным комком сошедшей с ума тьмы, нежели прячущимся соглядатаем.

Маленький Архат подошел к двери и поставил свой светильник на землю. Потом полез в складки кашьи и через некоторое время извлек веревку. Встал как раз на то место, с которого не так давно прыгал преподобный Фэн, постоял, подумал и бросил веревку вверх.

«А парень-то не промах!» – оценил Змееныш, наблюдая, как со второго раза веревка зацепилась за выгнутый крюк, торчавший из потолка и до последней минуты не замеченный лазутчиком.

Маленький Архат подергал свою замечательную веревку, скрутил на свисающем конце петлю («Повеситься хочет, что ли?» – подумалось Цаю) и продел в нее правую руку по локоть.

После чего подпрыгнул, уцепился левой рукой чуть повыше и повис, словно горная обезьяна.

Змееныш Цай чуть не ахнул, когда малыш в рясе ловко раскачался и выбил пятками тройную дробь по нужному камню, выбоине и скалящемуся кирпичу – сделав это с гораздо меньшими затратами сил, чем уродливый повар Фэн.

А потом тихо засмеялся, соскочил на пол и пошел себе мимо открывшейся двери во тьму Лабиринта Манекенов.

Лазутчик жизни еще только начал размышлять над двумя вещами – почему эхо не захотело на этот раз подхватить смех Маленького Архата и почему это таинственный Лабиринт превратился чуть ли не в проходной двор? – а во мраке подземелий вдруг послышался сдавленный детский вскрик и шорох, какой бывает даже не от падения тела, а от медленного оседания наземь…

И Змееныш Цай совершил непростительную для профессионального лазутчика ошибку, одну из тех ошибок, которые способны напрочь провалить или неожиданно раскрыть порученное дело, – дверь все почему-то медлила закрыться, и Цай сломя голову ворвался в преддверие Лабиринта Манекенов.

Ему повезло.

Почти сразу он споткнулся о скорчившееся на сыром земляном полу детское тельце.

И успел выволочь Маленького Архата, потерявшего сознание неизвестно отчего, наружу.

Знакомое гнусавое хихиканье эхом прокатилось где-то в самой сердцевине Лабиринта, следом за ним послышался глухой грохот и сухой треск, какой бывает от столкновения дерева с деревом или с рукой, похожей на дерево, но Змееныш Цай уже не слышал этого.