Татьяна Форш - Сумасшедший отпуск Страница 23

— Да что мне ее берданка? К тому же — на дробь с солью у меня иммунитет!

— Гри-иш! Пожа-а-луйста! — Больше всего сейчас мне хотелось его придушить, но я продолжала скорбно ныть: — Иди домой… А то я устала. День тяжелый был. Выспаться надо!

Это ж надо так унижаться! Я чуть не завыла, вспомнив, что общаться с этим типом мне грозит еще десять дней. Боже, как я хочу домой!

Между тем, кажется, мои мольбы возымели действие. Сосед снова небрежно закинул гармошку за плечо и повис на тихо застонавшей калитке.

— Ладно, уйду. И даже не обижусь… но, с условием!

Держась на безопасном расстоянии, я промолчала, не сводя с него глаз. Нет, ну надо же? Какое безмерное хамство!

Не дождавшись ответа, тот расплылся в довольной улыбке и заявил:

— Я назначаю тебе завтра свидание, а откажешься — буду петь до утра!

Нервно сглотнув, я вцепилась в зубья калитки. Ха, только свидания мне и не хватало! Хотя, с другой стороны, — процентов девяносто девять, что он все забудет. К тому же: что с психами, что с пьяными — лучше не спорить. Поэтому я, подавив первое желание послать его подальше и всеми нецензурными словами, на которые только была способна, заставила себя кивнуть.

— Хорошо. Только завтра в девять утра! Не придешь — буду считать, что ты отказался, и на повторное свидание можешь даже не рассчитывать!

— А чего в такую рань? — Мне показалось, что парень даже немного протрезвел.

— Мне нужно успеть отдать лесничему его куртку до того, как мы с сестрой пойдем купаться.

Интересно, и зачем я ему все это объясняю? Ведь все равно он через минуту-другую забудет!

— Тогда ладно! — миролюбиво согласился он и вдруг пальцами коснулся моей руки. — Завтра в девять приду тебя будить.

Не ответив, я развернулась и быстро зашагала по дорожке к дому.

— Оказывается ты, Лиз, дипломат! — тихо хихикнула сестра.

Не удостоив ее взглядом, а уж тем более ответом, я, стараясь не шуметь, скользнула в дом. Попав в комнату, нервно принялась потрошить сумку в поисках своей косметики. Ведь сюда же складывала!

Галка закрыла створки окна, погасила свет и улеглась на диване.

Мои пальцы наконец-то нащупали стеклянный флакон. Торопливо выудив его, я с радостью опознала одеколон — самый что ни на есть дешевый, для смазывания следов укусов местных кровососущих. Быстро открутив крышку, я вымыла им руки.

— Что ты делаешь? — Сестра приподнялась на локте, с интересом наблюдая за моими манипуляциями.

— Дезинфицируюсь, не видишь? Микробов Гришкиных травлю!

— От такого запаха скорее мы перетравимся! — Галка выразительно помахала рукой перед носом и приказала: — Немедленно открой окно!

— Хочешь, чтобы нас съели комары?

— Какие комары? — фыркнула сестра, заворачиваясь в тонкое одеяло. — Они же не самоубийцы, чтобы добровольно лезть в газовую камеру!

Не ответив, я переоделась в спортивный костюм и, выполнив ее просьбу, легла рядом, любуясь через открытое окно на летнее звездное небо.

Вдруг ярко-оранжевая звездочка прокатилась по небосводу и стала стремительно приближаться. Дрема мгновенно прошла. Тревога остро царапнула сердце, заставив меня стремительно сесть.

Звездочка превратилась в крутящийся, словно милицейская мигалка, шарик, который, бесшумно заложив крутой вираж, исчез за домом.

Вслушиваясь в разноголосый собачий вой, я, едва не застонав от странной, накрывшей меня с головой, паники, бросилась к окну и с грохотом его закрыла.

— Что случилось? — подняла голову сестра.

— Инопланетяне! — простучала зубами я в ответ.

Галина шумно фыркнула и снова уткнулась носом в подушку.

— Вот, говорила же, перетравимся, — послышалось ее недовольное бухтение. — Поздравляю с первыми галлюцинациями!

Галина

Какие инопланетяне? Откуда?

Я едва подавила в себе желание прочесть сестренке получасовую нотацию.

Если Лиза решила, что я поддамся на эти дешевые трюки и уеду раньше намеченного срока, значит, она меня плохо знает! Да еще сегодняшний глупый спор… Нет, решено! Даже если она притащит мне бабу-ягу на метле — мы уедем из Боровлянки только тогда, когда решу я! К тому же все дела оставлены заместителю, и теоретически мы можем отдыхать здесь столько, сколько захотим!

Я взглянула на забравшуюся под одеяло Лизу и, не выдержав сдавленных вздохов, легонько пихнула ее в бок:

— Лиз, прекращай ломать комедию! — Нет, ну надо же, сколько таланта — и все для того, чтобы убедить ее в реальности своих фантазий!

— А я и не ломаю! — Из-под одеяла показались ее испуганные глазищи. — Галь, мне, правда, так страшно стало! Как в детстве! Когда мама была в больнице, а ты зубрила лекции на кухне! А я лежала в темной комнате и смотрела на шкаф, в котором жил страшный… — Она замолчала, опасливо бросила взгляд в окно и уже своим привычным тоном закончила: — Но тебе таких страхов не понять! Ты ж у нас во всю эту чертовщину не веришь, а потому… не забивай свои гениальные мозги моими россказнями. Спи, а то завтра вроде как идем за приключениями? Во сколько, говоришь, Петюня заявится?

Едва удержавшись от крепкого словца, я пропустила мимо ушей последнюю фразу и отвернулась к стене.

— И тебе спокойной ночи.

Вот и пойми-разбери, где тут притворство и вредность, навеянные ее юным возрастом, а где настоящее, мучающее, не дающее ей быть самой собой.

Проводив взглядом летящий над самыми деревьями печально знакомый разведывательный корабль-челнок, он сосредоточился, стараясь справиться с потянувшимися к сердцу щупальцами ужаса.

Раски! Мстительные твари!

Сколько дней прошло с тех пор, как он приземлился… хм, если так можно сказать, на эту планету, а они так и не оставили его в покое. Потому что знали, что он жив. Пираты очень хорошо чувствуют смерть. Конечно же, они проследили квадрат его падения и давно бы открыли на него охоту, если бы не корабль. Они не видят его излучения. Спящего — его невозможно почувствовать! И все же — лучше быть настороже.

Скользнув внутрь корабля, он взял Лучи и снова вышел в окружающий его лес.

Тишина. Мертвая. Такая, какая бывает только в диких пустошах на его планете. И все же там шуршал песком ветер, скользили по дюнам маленькие верткие ящерки, а здесь от этой тишины хотелось выть.

И вдруг безмолвие сменилось испуганным гомоном.

Тихо тявкнула лиса, не выдержал и завыл серый. Заколотил о пень-гнилушку дробью заяц. Защелкали, засвистели невидимые птицы.

Страх, даже не страх, а ужас вновь сдавил горло, лишая его дыхания. Сзади послышался легкий шорох. Сжимая Лучи, он стремительно развернулся, стараясь уловить каждое движение в подсвеченном лунным светом лесу.