Ричард Кнаак - Дети Дрейка Страница 23

Оставлял ли Темный Конь такой след везде, где оказывался?

Она мысленно поискала его — сначала в цветовом представлении мира, затем — изучая линии магической силы, которые пронизывали все пространство. То, что другие, обладавшие некоторыми магическими способностями, видели при этом либо то, либо другое, всегда беспокоило се. Она задавалась вопросом, почему же она отличается от остальных. За пятнадцать лет волшебнице никого не удалось обучить такому же видению сил мира, каким обладала она сама.

К се удивлению, следа не оказалось. Волшебство Темного Коня было чуждо этому миру, имело другую природу, его можно было сравнить с пятном на красочной, организованной особым образом картине, которую видела Шарисса. Несмотря на то что прошел почти целый день после того, как он покинул се, обидевшись на ее упреки, Шарисса помнила эту сцену.

«И я этого не заметила?» Задним числом это представлялось не настолько уж удивительным. Изучает ли она каждый день свою тень? А следы ног, которые она оставляет на земле, когда идет по загородным полям? Когда едешь верхом на таком ошеломляющем существе, как Темный Конь, даже окружающий мир остается где-то на заднем плане.

— Шарисса?

Голос, раздавшийся после стольких часов одиночества, заставил се вздрогнуть. Шарисса обернулась, уже зная, кто вторгся в ее обитель.

— Лохиван? Что ты делаешь здесь в такой час?

Тезерени хохотнул и вышел на свет. Он нес на согнутой руке свой шлем, так что Шарисса могла хорошо видеть черты лица, так свойственные членам клана, лица, которое Лохиван чаще предпочитал скрывать. По правде говоря, Геррода было бы трудно сравнивать с братом; в Лохиване было слишком много медвежьего — от отца; слишком много, так что его нельзя было назвать красивым.

— Я нес ночную вахту. У отца любимцев нет — особенно если дело касается его собственных детей. Когда я освободился, то не мог заснуть. Я подумал, что поможет прогулка по пустынному городу. — Он пожал плечами. — Я знал о твоей старой привычке засиживаться допоздна. И подумал, что ты, возможно, бодрствуешь, вместо того чтобы спать. Когда я увидел свет и твою фигуру, мелькнувшую в окне, то понял: мое предположение оправдалось.

Шарисса огорчилась. Действительно, он заходил к ней сюда не в первый раз. Вот только худшее время, чем сейчас, он выбрать бы не мог… и его появление напомнило Шариссе, кому в городе будет наиболее выгодно исчезновение Темного Коня. Впрочем, ей трудно было поверить, что, если даже собрать весь клан, у него хватит силы, чтобы быть опасным для Темного Коня.

— Что-нибудь не так? — Ее молчание Лохиван принял как знак, что она хотя бы отчасти не возражает против его присутствия. Он пристально оглядел обширную комнату, и его глаза остановились на непрошеном подарке Беткена. Уголки его рта приподнялись; он поставил свой шлем на стол и исследовал лампу.

— Подарок от кое-кого, пытающегося выклянчить у меня подачку, — объяснила она. Затем, поняв, что так и не ответила на его первый вопрос, добавила: — Ничего. Все нормально. Я как раз собиралась пойти отдохнуть.

Лохиван поставил лампу обратно.

— Тогда мне, наверное, не следует надоедать тебе. Я могу вернуться днем.

Шарисса не могла не почувствовать что-то неладное. Она знала, что скрыла сама от Лохивана, но нет ли чего-то еще, о чем не сказал ей он?

— Лохиван, что ты знаешь относительно Темного Коня? — Его глаза сказали ей, что она правильно поняла причину его появления здесь. Слишком уж все совпадало — даже если вспомнить предыдущие посещения Лохивана.

Он промолчал, но теперь крошечное пламя — возможно, он в малой степени прибег к магической силе — возникло на кончике его указательного пальца. В масляной лампе ожил огонь…

Шарисса снова перечла свои заметки о составлении планов подземелий. «Ну, теперь все будет в порядке, — думала она. — Лишь бы они только сделали так, как здесь описано, и позволили мне заняться чем-то другим!»

Она оторвала взгляд от своей работы, побуждаемая крайне странным ощущением, что не обратила на что-то внимания — на какое-то событие, о котором ей следует вспомнить. Если учесть, что она взяла на себя многие обязанности своего чересчур загруженного отца, не говоря уже о ее собственных исследованиях, Шариссу не удивило, что она могла о чем-то позабыть. Ее глаза рассеянно блуждали по комнате, пока она пробовала сообразить, что же это.

Ее взгляд остановился на масляной лампе, которая ярко светила, несмотря на то что горела уже несколько часов. Волшебница разглядывала се некоторое время, найдя, что пламя выглядит как-то странно, но она не смогла бы в точности объяснить, что же в нем неестественного.

Следует ли ей потушить лампу? Отчасти она понимала, что масло тратится бесполезно, однако это представлялось настолько маловажным, что едва ли стоило трудиться. Она вполне могла погасить се, когда закончит работу. Это много времени не займет, ведь так?

Все же, когда она вернулась к работе, се мозг отказался оставить лампу в покое. Как будто в этом заурядном предмете сосредоточился смысл се существования.

«Я лишь погашу пламя и уберу эту лампу прочь». Должно быть, она уж очень засиделась, если се настолько заботит подобная мелочь. Шарисса слегка приподнялась со стула, но затем се внимание вновь обратилось к странице с заметками относительно восстановления зданий. Волшебница уселась и начала читать. План имел свои достоинства, но разве она не читала уже нечто подобное? Чем больше она изучала примечания, тем больше недоумевала, откуда ей знакомы эти предложения.

Пергамент выпал из ее руки. В нижней части листа излагался анализ этого плана — ее почерком и с указанием сегодняшней даты!

— Серкадион Мани! — выругалась она. Неудивительно, что текст показался ей знакомым; теперь она вспомнила, как читала его и потом добавляла свои предложения. Как она могла позабыть об этом? Неужели она настолько устала за этот вечер?

Тень на столе плясала, как живая. Шарисса повернулась и посмотрела на лампу, от которой — и она знала это — она в какой-то момент собиралась избавиться.

Волшебница поднялась со своего стула с такой яростью, что сияющий шар, который она создала для того, чтобы осветить комнату, моментально превратился в маленькое солнце, а стул сам по себе опрокинулся назад, словно пытаясь избавиться от нее. Шарисса подавила в себе желание возвратиться к своей работе и начать снова те исследования, которые она уже прекратила.

Чем ближе она подходила к лампе, тем сильнее становилось пламя. Движения молодой волшебницы становились все медленнее и медленнее. Она подстегнула себя, ощущая, что иначе никогда не сможет даже дотянуться рукой до нее.