Джон Робертс - Конан в Чертогах Крома Страница 23

Вот с тех самых пор и идет нескончаемая война между племенем Этцеля и моим. У него больше воинов, чем у меня, но дать открытую битву он не решается. Он предпочитает сжигать и грабить деревни. Ты сам видел, что от них остается...

- Печальная история, - посочувствовал Конан. - Надеюсь, ч конце концов ты одержишь над Этцелем верх. Твое дело правое.

Он отрезал себе кусок хлеба и положил сверху пласт дымящейся оленины.

- Спасибо тебе за добрые пожелания, воин, - сказала Эльфрид. - Но мне хотелось бы получить от тебя... нечто более весомое.

И она махнула рукой мальчику, веля ему наполнить рог Конана пивом.

- А именно, госпожа моя? - осторожно спросил киммериец.

Она ответила:

- Я выросла воительницей. Я была замужем за одним из величайших воинов Пограничного Королевства. Поэтому, когда я вижу перед собой воина, я с первого взгляда могу сказать, чего он стоит. Я успела понять, что ты превосходишь любого из воинов моей дружины. И к тому же сведущ в командовании. Ты сам сказал, что зарабатываешь на жизнь наемничая. Вот я и решила нанять тебя. Я поставлю тебя во главе моих воинов, так что подчиняться ты будешь одной только мне. Мы с Этцелем неминуемо столкнемся лбами, и произойдет это скоро. Он давно уже донимает нас мелкими наскоками и почти созрел для последней решительной схватки. Я знаю, что он намерен взять меня живьем и предать смерти каким-нибудь особенно жестоким и унизительным способом. Ну уж этого я ни в коем случае не допущу. Я скорее своей рукой убью и себя, и свою дочь. Но если моих людей поведешь ты, я могу еще выиграть. Мои воины с радостью пойдут за тобой в битву: ты прирожденный вождь, и они это чувствуют. Как бы преданно они меня ни любили, - добавила она с кривой усмешкой, - мысль о женщине-полководце полного доверия им не внушает...

Конан хмуро уставился в свой рог, неожиданно лишившись всякого аппетита. В любое другое время он с величайшей радостью принял бы предложение. Отчего бы не оказать помощь обиженной стороне? Он всегда, когда мог, с удовольствием восстанавливал справедливость. И в особенности - ради прекрасных глаз очаровательной женщины. Война же с малолетства была его ремеслом; он нимало не сомневался, что сумел бы заставить врагов Эльфрид отступить. А может, даже и разгромил бы их наголову.

Единственное, чем он не располагал, - это временем. Он мучительно задумался, соображая, как бы выкрутиться из положения и не потерять при этом лицо.

- Я здесь чужак, госпожа моя, - проворчал он наконец. - Неужели твои люди потерпят, чтобы им приказывал чужестранец?

- Это даже и к лучшему, что ты не из наших, - был ответ. - Это значит, что ты не возымеешь честолюбивых желаний заделаться вождем вместо меня. К тому же у нас есть обычай: женщина, утратившая родственников мужского пола, избирает себе рыцаря, на которого и возлагается обязанность защищать ее от возможных насилий. Так что воины отнесутся к твоему назначению как к должному.

- Увы, я не могу согласиться, - сказал Конан. - Поверь, госпожа, я счел бы за счастье постоять за тебя в битве с врагами. Но я выполняю поручение и не могу прервать своего путешествия. Я дал слово.

- Я не собираюсь задерживать тебя навсегда. Проведи с нами хотя бы осень и зиму, - настаивала она. - Твоя Киммерия никуда не денется до весны.

- Я не просто еду на родину, - сказал Конан. - Я действительно исполняю поручение, скрепленное страшной клятвой. В день осеннего равноденствия я должен прибыть в определенное место в самой глубине Киммерии. Ставка - моя честь.

Ему до смерти не хотелось об этом рассказывать, но, раз уж он был не в состоянии помочь ей, Эльфрид по крайней мере заслуживала правдивого объяснения.

Ее взгляд, только что теплый и дружеский, вдруг стал холодным.

- Похоже, я все-таки ошиблась в тебе, - сказала она. - Видно, ты не тот воин, за которого я тебя приняла.

Конан не попался на удочку.

- Суди обо мне как тебе угодно, госпожа моя. Я рассказал тебе правду. Я могу пообещать тебе лишь одно: когда я исполню то, что должен исполнить, я немедленно вернусь сюда и встану под твое знамя.

- Если ты задержишься у себя до дня осеннего равноденствия, значит, сюда ты попадешь только в начале зимы, - ответила она с горечью. - Вряд ли Этцель станет тебя дожидаться. Он вот-вот ударит, я знаю. Когда ты возвратишься, все будет кончено. Но я не буду удерживать тебя, киммериец, против твоей воли. Езжай своей дорогой.

Она отвернулась от него и невидящим взглядом уставилась в дальнюю стену, потягивая вино.

Конан мрачнее тучи сидел с нею рядом. Он понимал, что со стороны его поведение выглядело трусостью, и это было оскорбительно. Он продолжал есть и пить, готовя себя к тяготам дальней дороги, но и пиво, и добрая еда внезапно стали совершенно безвкусными...

Со времени их разговора Эльфрид держалась отчужденно, но размолвка никоим образом не мешала ей исполнять свои обязанности гостеприимной хозяйки. Утром она вышла проводить Конана в дорогу и самолично проследила за тем, чтобы его снабдили съестными припасами. Она вновь была облачена в доспехи, одетые почти на голое тело.

- Отсюда ты поедешь на север, - сказала она и вытянула руку, указывая ему на далекие горы. В одном месте хребет рассекало нечто вроде зарубки. - Это Имиров Перевал. Ты должен миновать его, если хочешь увидеть свою родину прежде середины зимы. Но помни: покинув мою страну, ты лишаешься и моего покровительства.

- Я уже много лет обхожусь без чьего-либо покровительства, госпожа моя, ответил Конан.

- Смотри, как бы тебе не пришлось пустить в ход свое воинское искусство, и притом скоро, - сказала она. - Имиров Перевал - это уже земли Этцеля. И он выстроил там крепость, перекрыв проход от одной скальной стены до другой.

- Я родился в горах, - упрямо заявил Конан. - Как-нибудь проберусь.

- Пешком - может быть, - сказала Эльфрид. - Но на лошади - вряд ли. В общем, поберегись.

- Непременно, Доброго дня тебе, госпожа, и спасибо за гостеприимство. Я добра не забываю.

Весь день Конан ехал маленькими долинами между гор. Он совсем не встречал жителей, а зверье - лишь изредка. Еще было похоже, что Этцель успел порядком-таки похозяйничать в этих местах. Конан проехал несколько сожженных дотла деревень, окруженных заросшими полями и запущенными садами. Некогда это была процветающая, обжитая, любовно возделанная страна. Теперь она понемногу вновь превращалась в дикие, дебри.

Что ж! Конана не касались здешние беды. По крайней мере, именно это он пытался внушить себе начиная со вчерашнего вечера. Получалось с трудом.

Молодой киммериец поневоле предавался тягостным размышлениям, но бдительности ни в коей мере не терял. Однажды он заметил далеко впереди на дороге всадников и поспешно убрался в лес, отъехав подальше, чтобы конь случайно не выдал его ржанием. Понятное любопытство снедало его, и он, привязав коня, вернулся к дороге. Надо же выяснить, что за народ встречался в здешних местах!