Александр Лидин - Операция "Изольда" Страница 23

Подхватив с пола лампу, Василий швырнул ее на груду ящиков и коробок. Лампа разлетелась, разлитый керосин разом вспыхнул, и в один миг в зале стало светло. По кирпичным стенам заиграли блики, а проходы, ведущие в другие помещения подвала, превратились в черные, разверзшиеся пасти.

— Вот и славно. Что ж, сделали, что смогли, пора и честь знать, — протянул Василий. — Поджигайте и пошли, — и, повернувшись, решительным шагом направился к воротам.

К этому времени немцы уже справились с решеткой и теперь, судя по звукам, примеривались к двери, ведущей в подвал. Вот только с засовом, запертым изнутри, им с ходу было не совладать. Тут требовалась взрывчатка или газовая горелка, потому что при взрыве коридорчик мог обрушиться, и тогда подвал пришлось бы откапывать. Судя по всему, последнее немцев не устраивало.

— И долго мы здесь будем торчать? — шепотом поинтересовался Слушко, подбираясь к Василию.

— Пока архив не раскочегарится.

— Угорим…

Василий обернулся. Ящики полыхали вовсю, и зал постепенно начали затапливать клубы черного дыма. Они, словно щупальца, тянулись между ящиками в сторону двери.

— Постарайтесь дышать через ткань, — шепотом приказал Василий, и сам, подавая пример, вынул платок и прикрыл рот и нос. Но это нисколько не помогало. От дыма щипало в носу, глаза слезились. Василий понял, долго они так не выдержат.

Немцы тоже почувствовали запах дыма и поняв, что за дверьми что-то горит, забегали, засуетились. Много бы Василий отдал, чтобы понять, чего они там лопочут на своем языке.

— Боюсь, больше ждать не выйдет, — пробормотал он Слушко. — Передай остальным, чтобы приготовились.

Нагнувшись, Василий вытащил штык и несколько раз копнул им землю, расширяя щель между дверьми и землей, а потом, когда она показалась достаточно большой, вынул лимонку, взвесил на руке.

— Ну что, готовы?

Слушко отчаянно закивал. Дышать было нечем. Дым уже был таким густым, что Василий едва мог разглядеть сержанта, стоявшего от него в паре шагов. Еще чуть-чуть, и они, угорев, останутся тут навсегда.

Рванув чеку, Василий досчитал до десяти, а потом катнул гранату в расчищенное им отверстие. Дверь содрогнулась от взрыва, но устояла. Василий рывком сбил засов и, распахнув дверь пошире, разом пустил дым в коридорчик, а сам, выхватив маузер, бросился вперед. Мельком он заметил справа у стены двух скорчившихся фашистов.

— Вперед! За мной! — заорал Василий и, выпалив из маузера в смутную тень, показавшуюся у выхода из коридорчика, бросился вперед.

Несколько шагов, и он вместе с клубами дыма вырвался на свежий воздух и оказался на заднем дворе церкви. Неподалеку от той двери, через которую впервые зашел туда. Только вот теперь во дворе было с десяток эсэсовцев. Правда, плюс был в том, что они совершенно не ожидали такого поворота событий. Метнувшись в сторону от выхода из подвала, Василий рухнул на землю и несколько раз выстрелил. Двух гадов он задел точно. Поменять обойму было делом трех секунд. Откатившись чуть в сторону, Василий спрятался за штабелем досок, а потом осторожно выглянул, пытаясь понять, что происходит.

Двор был пуст. Немцы тоже попрятались кто куда. Прямо перед выходом на земле в луже крови лежал один из энкаведешников. Судя по телосложению — Слушко. Еще один, вот только кто именно, прятался за бочками по другую сторону от выхода. Третьего нигде видно не было.

— Эй, давай сюда! — закричал Василий.

Тут же две автоматные очереди ударили в доски чуть ниже его головы. Одна из щепок, отлетев, больно царапнула Василия по щеке. Он выругался, но вновь спрятался.

— Я сейчас рвану за угол пристройки! — крикнул Василий из-за досок, вытирая кровь. Он очень надеялся, что немцы русский язык не понимают. — Давай за мной! Может, и прорвемся.

Боец ничего не ответил, только бахнула трехлинейка, и кто-то из немцев завопил тонким, противным голосом.

Василий не стал ждать. Резко метнувшись к углу дома, он пару раз выпалил в пустоту, а потом со всех ног помчался по узкому коридору между пристройкой и каменным забором. Он отлично понимал, что представляет сейчас собой отличную мишень, но сделать с этим ничего не мог. Лишь на бегу вывернул руку назад и пару раз стрельнул «для острастки», а потом сам себя же обругал. Ведь он мог подстрелить Арзубова или Конева, если кто из них рванул за ним.

Вот уже и угол, и предательская фашистская пуля в спину не впилась. Сколько там у него осталось?.. Четыре патрона. Хватит, чтобы прорваться. На самом деле у Василия патронов был целый карман, только вот, чтобы зарядить маузер, надо было сначала снарядить обойму. Загнать в узкую железку десять маленьких смертоносных цилиндров.

Ну ничего, он им покажет. У него ведь еще штык есть, и джиу-джитсу он владеет неплохо.

Василий завернул за угол и натолкнулся на офицера СС. Он хотел было выпалить в противника, чтобы расчистить себе дорогу. Но сильная рука перехватила его руку с пистолетом. Мгновение, и обезоруженный Василий уже валялся на земле с закрученной за спину рукой. Он попытался сопротивляться, но тут над ухом у него раздался знакомый до боли голос:

— Успокойся, Василек. Расслабься! Все в порядке…

Глава 4

Из воспоминаний Григория Арсеньевича Фредерикса

(Продолжение)

Я стою спокойно перед строем.

В этот раз стою к нему лицом.

Кажется, чего-то удостоен,

Награжден и назван молодцом.

С кем в другой раз ползти?

Где Борисов, где Леонов,

И парнишка затих

Из второго батальона.

(Часть страниц в записках отсутствует.)

Концепция расовой гигиены, которую проповедовал мне штурмбанфюрер Хирт, с одной стороны, поразила меня своей чудовищностью (вдумайтесь в сам смысл слов «расовая гигиена»!), а с другой… в этой теории было некое рациональное зерно. Да, наверное, так и стоило бы поступать, коснись это безликих кур или каких-то иных домашних животных, но «смывать пену человеческих ублюдков» — чересчур. Быть может, фашизм и был гуманнее социализма по-сталински, но у коммунистов хотя бы идеи сами по себе были красивыми. Новое общество… Да расскажи любому западному бизнесмену или даже английскому аристократу суть марксистского учения, чуть сменив терминологию и не используя такие бранные слова, как «пролетариат», он от восторга захлопает в ладоши. Только вот в этой сказке есть одно «но» — человеческий фактор, психология индивидуума, которую идеологи не рассматривали как таковую. Для них, как и для фашистов, народ — стадо. Только у наци вещи названы своими именами, а у коммунистов все выглядит красиво, и новая жизнь не за горами. Вот и выбирай! Мне, как человеколюбцу, ненавидящему государственный аппарат, направленный на перемалывание человеческих жизней, претили обе эти системы. Если бы у меня была возможность, я уничтожил бы и то, и другое, посадил на одну скамью подсудимых Гитлера, моего тогдашнего шефа Гиммлера, Ленина, Сталина, Троцкого и иже с ними и судил бы их за содеянное. Но, увы, сие невозможно. И все же, вынужденный выбирать между Рейхом и Советами, хоть я и немец по происхождению, я всегда выбирал Родину. Она как мать, хоть рябая и кривая, но какая уж есть. Однако тогда, в далеком сорок первом, я вынужден был быть с немцами, на мне был мундир младшего офицера СС, я беседовал со штурмбанфюрером Хиртом на главном дворе монастыря, одновременно наблюдая за тем, как извлекают из-под обломков командарма Василенко и его людей.