M. Nemo - Песнь Люмена Страница 23

— Я не предназначен для абстракций. Так как они отвлекают меня от общей природы всего и могут вовлечь в бессмысленную суету.

— Что есть суета?

— Тщетность поиска.

— Что есть поиск?

— Неосмысление мировой гармонии и того, что она руководит всем и направляет всё. Тот, кто видит мирозданье неясно, не руководствуется разумом — а ведёт себя как ребёнок. Так он и проживёт отведённое ему время, в суете, которая окончится тем же, что и у того, кто суетой не руководствовался в делах повседневных своих. Всё сводится к одному.

Верховный наставник под удивление других своих братьев поднялся с места и прошествовал ближе к центру залы. Теперь он стоял на краю первого круга и смотрел себе под ноги.

Аджеха и виду не подал как подскочил резко пульс. Замирая всем своим существом, он отслеживал любые изменения в своём организме. Нельзя позволить пусть даже цвету кожи выдать себя. Его руки опущены по швам. Ноги на ширине плеч. Наклон головы ровно такой, какой и должен быть. Только дыхание грозит предательски сорваться. Нет! Он не потеряет контроль.

Главное — помнить о проделанном пути и не сходить с него.

Ему удаётся совладать с собой и так же не отводить взгляда от выбранной точки. Теперь ему удаётся сосредоточиться на потоках воздуха. Те должны неравномерно воздействовать на испытываемого и вызвать резкий холод в отдельных частях тела. Но вместо того, чтобы отгородить себя от него, Аджеха позволил ощущению холода приковать своё внимание к этому физическому неудобству и впредь акцентироваться на нём. Внимание с абсолютной точностью превращает это ощущение в центр сферы и всё, что выходит за этот центр лишается эмоционального влияния. Аджеха с удивительной ясностью видел развернувшуюся перед ним картину. Его ложь приобрела чёткую структуру с каждым просчитанным наперёд ходом. Перед ним раскрылась поставленная цель и всё, что могло помешать её осуществлению отключилось как будто кто-то нажал выключатель.

Лёд должен оставаться льдом. А огонь должен оставаться огнём.

С кристально ясной циничностью он отслеживал малейшие колебания в голосе верховного наставника и все возможные заключения из его посылок. Не позволяя тому заставить себя произнести хоть одно слово, способное его выдать.

Выхватив из-за сладок рукавов загнутый кинжал, верховный наставник протянул его на вытянутой ладони.

— Отрежь большой палец.

Взяв кинжал Аджеха успел надрезать кожу, когда ему отдали приказ остановиться. Он так и замер с лезвием внутри, пока слабые капли заструились по тому и сорвались вниз.

— Вот что такое красное.

Верховный наставник изменил голос и теперь тот совсем не походил на человеческий. И всё же в этом голосе хотелось раствориться и отдаться ему безвозвратно. Настолько тот был прекрасен. Почти до радостной боли, как прощающее откровение.

В широком пронизанном холодными потоками воздуха зале воцарилось угрожающее молчание. Он должен был проверить и всё же то было слишком опасно даже для верховного наставника. Сейчас его фигура изучала непозволительное могущество. Он представлялся не собою. К тому же не все из присутствовавших были посвящены в истинную суть произошедших двадцать лет назад событий. Когда двое детей были забраны из родительского дома и переданы на обучение в храм.

Краем глаза Аджеха заметил признаки непонимания среди наставников. И всё же взгляд отделил падение одной единственной кровавой капли, и как та столкнулась с поверхностью выложенного плоскими плитами пола. В замедленном сознании та озарилась острыми брызгами и некоторое время он так и стоял, разглядывая собственную кровь. А потом увеличил приток красных телец к ране и те достаточно быстро прекратили кровотечение из пореза.

Продолжая отмечать поведение наставников, Аджеха проанализировал свою реакцию и сделал вывод, что не допустил видимых ошибок. Только взгляд верховного наставника некоторое время оставался, подчёркнуто подозрительным. Какие бы выводы не делал его острый разум, то самое неясное интуитивное восприятие пыталось подать сигнал об опасности. Но верховный наставник, просветлённый, не имел права следовать пути неясности и потому переключился исключительно на рациональный канал. Здесь Аджеха оставался ясным и завершённым.

Всё в нём говорило верно, оконченным испытанием. Усвоенные знания стали единственным паттерном поведения. Полное подчинение заложено настолько глубоко, что этого уже никогда не изменить. После того, как страж встретится с Императором и тот активирует пока ещё скрытые сигналы в его мозге — тогда страж прекратит подчиняться храму и перейдёт в полное служение имперскому двору.

И всё же даже сейчас это отличный боец. Один из лучших образцов и если когда-нибудь храму было бы позволено сохранять себе таких… Верховный наставник прервал поток мыслей. Если ему удастся найти хоть тень малейшего изъяна… Какой огромный соблазн завладеть первоклассным стражем. Тогда он охладил свой разум: «Сном покроются и те, кто совершал подвиги, и те, кто восхвалял их. И те, кто помнил о них всех». Всё от одного и одно от всего.

В отличие от наставников, стражи воистину завершены и не испытывают соблазнов. Он повернулся и вернулся на своё место, чтобы уже оттуда наблюдать за возобновившейся проверкой. Положив руку на колени, наставник застыл с выпрямленной спиной и издалека следил за одинокой прямой фигурой в центре начерченных на полу кругов. Думает ли он о чём-то нездешнем? Нет, эти мысли подчинены линейному порядку. Лишь при необходимости стражи переключаются на многоканальное восприятие. Всеми тактическими просчётами занимаются непосредственно сами легионеры. В основном, стражи храма служат не лишённой определённого мастерства, но всё же грубой силой.

Для стражей больше не существует ни коварства, ни благородства. Они подчиняются лишь воплощённому в Императоре господствующему началу. Истине.

— Что ты помнишь из испытания? — наставник по использованию холодного оружия первым успел задать вопрос и теперь требовательно вглядывался в неподвижного Аджеху.

— Я помню, как избавлялся от воспоминания и возможности аффективных состояний.

— И что то были за воспоминания.

— Такие воспоминания есть у всех. Они ничем не отличаются от воспоминания охотника или механика.

— И тебе не жаль их?

— Стражу не подобает испытывать жалость.

— Привязанность?

— Стражу не полагаемся ориентироваться на личные предпочтения.

Аджеха думал об опустошённости. Но перед его мысленным взором вставали застывшие воспоминания и как никем не любимые картины, напоминали о конечной цели. Это предавало ему сил на протяжении всей жизни. Это же поможет ему и сейчас. Чувство приближающейся развязки разжигало желание схватить её. Они ничего не могут разглядеть в нём, и сами становятся слишком понятными и простыми. Отстранившись от себя самого, другие с их вечно пребывающими в них эмоциями не могли в той же мере контролировать себя. Среди наставников преобладает экзаменационная пристальность.