Олег Лукьянов - Улей Страница 23

— Да отец, я разбужу техножреца если это понадобится.

— Хорошо, потом сразу садись на самолет. Покопайся на месте авиаудара, не зря ведь наш повелитель разбомбил это управление. Собери всю информацию которую сможешь найти. Все-таки техножрецы не всевидящи, нужно подстраховаться…

— Слушаюсь отец.

— Хорошо ступай, но прошу осторожней…

Сайна поклонилась и повернулась спеша уйти.

— Стой, — бросил Тартурхан поднимая ее голову за подбородок. — Я хотел кое-что сказать.

Сайна вздернула изумительной красоты бровь:

— Да отец?

— За семь тысячелетий у меня так и не народилось потомство. Но недавно техножрецы сделали мне такой подарок… Ты первый и пока единственный мой ребенок. Только ты смертная и с этим ничего не поделаешь… Но если ты заслужишь… Я прошу дочь, постарайся оказаться полезной для них, и тогда возможно они разрешат мне сделать тебя бессмертной, или хотя бы продлят тебе жизнь…

— Да отец, спасибо отец.

Он поцеловал дочь в носик и награжденный ослепительной улыбкой, стукнул ее по попке:

— Иди доча, свяжись с техножрецами, а я пока попытаюсь возродить службы экранирования правительства…

Я любил ее жарко, нежно, иступлено… Она не такая как все, нежная, ласковая, понимающая, не способная никого убить. Она моя вторая половина, недостающая часть меня. Та которую ждал всю жизнь…

После жаркого танца любви мы лежали и молча смотрели в глаза друг другу. Она спустившееся с небес божество, разделившее почему-то со мной ложе. Ни у одного человека не было такой тяги к жизни, хрупкости и вместе с тем негнущейся воли как была у нее. Она единственная смогла сломить в себе чужую волю и прогнать дух повелителя. Все-таки люди это не безропотная и управляемая скотина, но врядли хоть один из них понимает свое счастье, от осознания, что где-то рядом есть такие как она…

— Это было совсем не больно повелитель, — прошептала она прервав поток моих мыслей. — Мне говорили что первый раз, очень больно…

— Милая, я же сказал что не причиню тебе боль…

— Саша… Я не знаю кто ты, и не хочу знать. Но я тебе верю. Я прошу, если можешь, ни убивай никого… Это губит душу.

— Да милая, не буду… — согласился я поцеловав ее в губы. — Знаешь я жалею…

— О чем? — спросила она широко распахивая глазки.

— Ты у меня не первая… Об этом я и жалею. Успокойся милая, не плачь, зато ты в моей жизни единственная… Не плачь засыпай.

— Хорошо мой повелитель…

— Я не твой повелитель.

— Ты всегда будешь моим…

Она заснула раньше чем договорила, а я еще долго лежал глядя в потолок. Судьба, или сам Бог, подарили мне новый шанс. И его нельзя потерять.

Глава 11 Свобода

Я попал в другой мир, в другой… В совершено другой, в сказочный, совершенный. Проснувшись утром и не обнаружив рядом Машу, испугался до ужаса: неужели все это мне лишь приснилось? Но когда она, лучезарно улыбаясь, вошла в комнату с подносом в руках, сомнения, в том, что я самый счастливый человек на Земле, больше не появлялись. На весь этот день я забыл, что значит тревога, напряжение и печаль. Планы, власть, Омега, повелители — все это более не было мне интересно. Подобно ребенку получившему новую игрушку, я не вспоминал о прочем. Но сравнивать Машу с игрушкой — кощунственно даже для меня. Она не игрушка, она моя судьба…

Улыбаясь ее маме как своей, я вместе с Машей приготовил для всех обед. Потом потянул ее по магазинам, кинотеатрам, ресторанам. День пролетел в мгновенье ока, словно только вот проснулся, увидел ее улыбку, вдохнул аромат принесенного ей кофе, и снова увидел ее смеющиеся глаза, только солнце уже заходит, а на улице, где сейчас мы стоим, сами собой зажглись фонари.

— Маша, ты самая красивая девушка на свете, — шептал я, боясь что чудесное видение исчезнет вместе с последними лучами тающего солнца.

— Ты мне льстишь Саша…

— Любимая, почему мне кажется, что ты оставляешь что-то недоговоренным?

— Я… Я не знаю как к тебе относится. Как к любимому мужчине или как к какому-то спустившемуся с Олимпа богу…

— Маш, я человек такой же как и ты… Если порежусь — потечет кровь, а если ты на меня накричишь могу и заплакать.

Она оторвала голову от моей груди и вскинула распахнутые глаза к моему лицу:

— Правда? Ты правда будешь плакать?

— Думаю да Маша, я не смогу перенести твое во мне разочарование.

— Ты не похож на человека который может плакать… Ты давно…

— Давно ли мои щеки чувствовали слезы? Ты это хотела спросить?

Она кивнула.

— Несколько лет назад, когда впервые убил человека…

Она опустила голову:

— Пойдем домой милый, не будем портить этот прекрасный вечер, но обещай, что расскажешь мне об этом…

— Обещаю.

Она улыбнулась, грусть в глазах уступила место счастью:

— Пойдем, мама наверно уже заждалась.

Пока вела меня к своему подъезду, я думал о том, что впервые солгал своей половине. "Я такой же человек как и ты" — сказал я, но разве это так? Человек ли я вообще? Им я себя не чувствовал уже несколько дней. Солгал ли я Маше? Лгал ли я себе? Повелитель. Тот ученый из Омеги был уверен что подобные мне — нелюди.

Повелитель — бессмертное существо, несущее человечеству рабство для тел и душ. Его так учили. Вдалбливали это учителя в спецшколе Омеги, вдалбливали до тех пор, пока у него эти слова в сознании перестали подвергаться сомнениям. Повелитель — враг, нелюдь которую нужно уничтожить во благо человечества.

Он был под моим контролем минут пять, то время — пока вместе с Грушницким уезжал из разрушенного филиала в грузовике. И если бы не тот вертолет, кто знает что бы еще о себе удалось бы узнать. Может быть, я как человек укушенный летучей мышью, преображаюсь сейчас во что-то другое, в то что будет спать днем, а ночью пить у людей кровь…

— Милый, ну ты будешь есть? Борщ сейчас остынет…

— Прости Маша, я зачарован твоей красотой.

— Перестань и давай ешь… — сказала она сурово, но видно что где-то прячет рвущиюся наружу широкую улыбку.

— Ммм, как вкусно. Если бы ты знала, как давно я не ел домашнего борща.

Зазвонивший в кармане мобильный телефон заглушил слова Маши. Круг людей с которыми поддерживаю общение у меня довольно ограничен, ношу его с собой в основном вместо часов, а увидев на дисплее сообщение о подавление номера, крайне удивился:

— Слушаю.

— Александр Ворон? — спросили там женским голосом.