Алия Якубова - Война на личном фронте Страница 23

Я сделала знак Дени, чтобы она продолжала одна, и тихо удалилась, стараясь, чтобы это выглядело естественно, будто так и задумано.

Убравшись с глаз публики, я прижала Мэла к стенке и зашипела:

— Что случилось? Что за театр пантомимы?

— Матиас заболел, у него ангина. Так что его сегодняшнее выступление отменяется.

— Что??? А раньше ты не мог мне сказать?!

— Извини.

— Ладно, разборки потом, — я лихорадочно соображала, что же делать. Вот всегда так, когда думаешь, что все предусмотрела, что-нибудь да вылезет не к месту. — Так, что он должен был петь?

— Ну, по нашей обычной программе…

Я секунду раздумывала, потом махнула рукой:

— Эх, вспомним молодость. Придётся петь мне.

— Тебе? — переспросил Мэл

— Я здесь пела четыре года подряд. К тому же другого выхода нет. Разве что ты сам встанешь к микрофону.

— Издеваешься?

— Тогда не задавай глупых вопросов, иди, предупреди парней.

Мэл испарился. Осталось лишь сообщить об изменении в программе Дени. На этот раз пантомиму разыгрывать пришлось уже мне. Пять минут мимики, жестов и тихой ругани про себя, и она поняла, что от неё требуется.

И вот я снова стою у микрофона. Позади раздались первые аккорды песни. Эх, давненько не брала я в руки шашек! Но, говорят, талант не пропьёшь. Я кашлянула, прочищая горло, и запела.

Уже после второй песни я вошла во вкус, словно и не было перерыва в целый год. Как и раньше, зал воспринимался как единый организм. Я даже не пыталась различить отдельные лица, полностью отдаваясь пению.

В общем, программу мы с парнями отыграли довольно не плохо. Можно сказать, на уровне мировых стандартов. Потом наступило время для звезды сегодняшнего вечера. Амарис начала своё выступление, и я получила возможность чуток отдохнуть. Да, с её ангельским голосом конкурировать просто глупо.

Только сойдя со сцены я поняла, что и вправду не пела слишком долго. Голос подсел, к тому же в горле было сухо, как в пустыне Сахара.

Подозвав официанта, я схватила вспотевший бокал газировки и с вожделением поднесла его ко рту, но не успела сделать и глотка, как услышала грозное:

— Ты что, с ума сошла? Она же ледяная! У тебя и так горло перетружено!

Дени, а это была именно она, выхватила бокал и вручила другой:

— Вот. Эта вода нормальной комнатной температуры.

Я неодобрительно покосилась на неё, но все же жадно припала к воде. Слишком хотелось пить, а поругаться можно будет и потом. Ничего удивительного, что бокал очень быстро опустел. Зато теперь я чувствовала себя лучше, и даже поблагодарила Дени. На что она сказала:

— Не за что. Иди лучше отдохни.

— Нет, лучше пойду к сестре. Да и гостей надо проведать, — сказав это, я молниеносным движением выхватила бокал холодной газировки, который Дени все ещё держала в руках, при этом не расплескав ни капли, и с торжествующей улыбкой растворилась в толпе.

Тина сидела за одним столиком с Иветтой и Глорией. Во-первых, ей повеселее, и, во-вторых, так безопаснее — ведь сегодня в клубе не протолкнуться. Что же до Кшати, то он тоже был рядом, и, казалось, смотрел на меня. Но я подошла к сестре.

Она встретила меня восторженным взглядом и словами:

— Ты была великолепна! Почему я до сих пор не знала, что у тебя такой прекрасный голос?

— Лео не любит раскрывать свои таланты, — с улыбкой проговорила Иветта.

— Ладно вам, — буркнула я. — Какой у меня талант? Так, кое-какие природные способности. Вот у Амарис — талант. И не говорите, что это не так.

На это главная волчица сокрушённо вздохнула, а Тина покачала головой. Обе словно говорили: «Ты неисправима!». Лишь на губах Глории играла задорная улыбка.

Поманив меня рукой, чтобы я наклонилась поближе, Иветта тихо проговорила:

— Вижу, у тебя сегодня ещё один необычный гость.

— Да. Это Кшати Ранджмир — менеджер и продюсер Амарис.

Главная волчица удивлённо приподняла брови, но ничего больше не сказала. Сейчас было не время и не место обсуждать подобные вещи. За нашим столиком находились непосвящённые. Мне пришло на ум, что я уже начала забывать, что значит жить в глубоком подполье. Слишком со многими я могла свободно говорить, кто я есть. Что бы это могло значить?

Я только допила свою честно отвоёванную газировку, как у меня зачесалось между лопатками. Так бывало, когда кто-то пристально смотрел на меня. Я обернулась и столкнулась с шоколадными глазами Кшати. В них был весёлый интерес, одобрение и ещё что-то, от чего у меня чуть быстрее забилось сердце. Вожделение? У меня-то?

И все же я поднялась из-за стола со словами:

— Простите, но мне надо ещё кое-кого проведать. А то получится невежливо.

Я подошла к столику Кшати. Вампир тотчас поднялся, поцеловал мне руку и сел лишь тогда, когда села я. Джентльмен, что ещё тут скажешь? Хотя по мне это было уже слишком.

Уперев подбородок в сплетённые руки, он сказал:

— Вы очень красиво пели.

— Спасибо, — просто ответила я.

— Почему вы не занимаетесь этим профессионально?

— На перекрёстке жизненных дорог я выбрала осуществление другой своей мечты — и стала совладелицей клуба, — пространно ответила я, а главное правдиво. Лгать вампиру так же глупо, как идти в душ с зонтиком. Народ пьющих кровь, равно как и оборотни, чуют ложь за версту.

— Вы все больше удивляете меня, Лео, — опять эта улыбка и голос соблазнителя. — Мне бы хотелось узнать вас получше.

Он опять коснулся моей руки, а я в кои-то веки не знала, что сказать. Оставалось лишь сидеть и улыбаться. Видимо, Кшати воспринял это как одобрение, и продолжил:

— Я приглашаю вас посетить мой дом. Вот адрес, — он протянул мне карточку. — Буду рад видеть вас в любое время. И поверьте, моё предложение без всякой задней мысли!

«И без передней» — захотелось мне добавить, но я сдержалась. Я взяла карточку и повертела её в руках. Словам Кшати я верила, а вот его глазам нет. В них затаился огонёк соблазна.

Почувствовав моё колебание (уж не спрашивайте меня как), он произнёс:

— Я, как вы уже знаете, недавно в вашем городе и практически лишён общества. А ваша компания — это лучшее, о чем можно мечтать!

— Мне казалось, что у вас должно было бы быть обширное общество себе подобных.

Кшати лишь отмахнулся:

— Я не слишком интересуюсь ими, потому наше общение сведено к минимуму. Вот вы — другое дело. Мне кажется, у нас найдётся много общего. Так вы придёте?

— Ничего не обещаю. Сами видите, сколько работы в клубе.

— И все-таки? — у него был настоящий талант убеждения.

— Я постараюсь, — и почему я так быстро сдалась?

— Тогда я жду вас завтра.

— Повторюсь, я ничего не обещаю.

На это Кшати лишь кивнул, но ничего не сказал, а на лице отражалось практически смирение. Хотя кем-кем, а смиренным его назвать было уж никак нельзя.