Екатерина Горбунова - Попутный ветер (СИ) Страница 23

Олаф тряхнул головой, пытаясь избавиться от звона в ушах. Прокашлялся и крикнул:

- Разбирайте свое добро и уходите! Отныне только ваша воля правит вашей жизнью! - его голос, вне столба света, вновь обрел прежние тони силу.

Люди, будто разом очнувшиеся от своего оцепенения, зашевелились. Рабы сбивали свои цепи, забирали из повозок нехитрое добро, маленьких заплаканных детей и расходились в разные стороны. Мало кто норовил задержаться, хотя бы для того, чтобы объединиться в группы по два-три-четыре человека или поймать пасшегося мула или ослика. Вновь обретенная воля гнала недавних невольников подальше от этого места, где они не принадлежали сами себе. Они спешили, получив разрешение самих небес.

Бывшие надсмотрщики вставали с колен. Не сговариваясь между собой, скидывали свое оружие в одну кучу, как раз рядом с нарядной повозкой своего бывшего хозяина. И, перебрасываясь напоследок между собой редкими скупыми фразами, уходили прочь. Теперь всем этим людям оказалось нечего делить и доказывать что-то друг другу. Их ничего не связывало. Даже хорошо не зная эту породу, можно было предположить, что случайно встретившись где-то на задворках Империи, они сделают вид, что не знакомы и отведут взгляд.

Вскоре все обезлюдело. На поляне из живых остались лишь Летта и Олаф. О том, что недавно здесь проходил караван, напоминали только голые повозки и кибитки. Они стояли одинокие, закрытые, как внезапно ослепшие глаза.

- Никогда не слышал о таком диве, - пробормотал Олаф и посмотрел на Летту.

- Я тоже. Но, думаю, нам очень повезло, - прошептала она.

- Думаю, впредь я поостерегусь взять в руки камнежоркину поделку, - смог найти силы, чтобы улыбнуться, юноша.

- Лучше не ходите вслед за упрямой девицей, принесенной к вашему порогу ветром, - в тон ему произнесла девушка.

Она отводила взгляд от останков и пахла чем-то непонятным, смешанными эмоциями: облегчением, стыдом, раскаянием, печалью.

- Пойдем? - шепнула едва слышно.

И Олафу показалось совершенно понятным, что девушка предлагает не поспешить вперед по дороге, а проверить, нет ли в кибитках кого-то, кто еще не осознал до конца своей свободы. Парень согласно кивнул. Сделал осторожный шаг. Угли не только не давали тепла, но даже холодили ноги через обувь.

Выбравшись из круга, молодые люди поочередно подходили к каждой кибитке. Проводник распарывал дверные полотнища кинжалом. Но внутри обнаруживался лишь какие-то бесчисленные тюки, утварь и предметы обихода, накапливаемые, видимо, для продажи или для отвода глаз.

- Кажется, действительно, никого? - радовалась Летта. - Все ушли. Представляете, мы вернули свободу этим людям! Они вернутся домой, к своим семьям.

- И однажды расскажут о нас в какой-нибудь сказке. Хорошо же, - вторил с улыбкой Олаф.

- Смеетесь, да? - она сделала вид, что обиделась, но в ее глазах горели шутливые червоточинки, совершенно преображая взгляд.

Полог последней кибитки был уже откинут. Теперь очередь дошла до богатой повозки хозяина. Внутри оказалось неожиданно пусто. Только пушистый ковер, брошенный на пол, и куча тряпья в дальнем углу. Вроде бы ничего необычного. Однако в нос лез какой-то не связанный с эмоциями сладковатый тягучий запах. И если бы не он, можно было не продолжать поиски.

Летта, видимо, почувствовала его тоже и проскользнула вперед. Разворошив рукой тряпьё, извлекла небольшой сундучок. Открыв крышку, молодые люди обнаружили обложенные мягким материалом склянки, заполненные жидкостями разных цветов и небольшой граненый флакончик, от которого и исходил привязавшийся к Олафу запах. Плескавшаяся внутри субстанция была густой, рубиново - красной, будто кровь.

- Что это? - заинтересовался юноша. - Упомянутый дурман?

- Не думаю, - протянула девушка, открыла крышку и понюхала, потом задумалась, нахмурила белесые брови и наморщила лоб, словно пытаясь вспомнить что-то полузабытое.- Мне знаком этот запах. Я не уверена, но он как-то связан с моей матерью. Кажется, она поила меня чем-то похожим в детстве.

- Зачем? - удивился парень.

Летта пожала плечами:

- Возможно, это лекарство, а я была в тот момент больна? -она зажала в руке флакончик и, молча, выскользнула на дорогу.

Олаф закрыл сундучок и взвесил его на руке. Лишняя поклажа, конечно, им нужна не была, но мало ли что могло оказаться полезным из этих отваров. Возможно, в знающих руках они покажутся настоящими бесценными сокровищами, и бросать их посреди дороги - неосмотрительно. В конце концов, вес находка имела не большой. Последний аргумент во внутреннем монологе оказался решающим. Юноша схватил сундучок и выскочил следом за Леттой.

Она все принюхивалась к содержимому флакончика. Теперь в ауре ее запаха преобладали нотки печали и сомнения. Олафу хотелось как-то ободрить спутницу, но, как назло, в голову ничего не лезло.

- Сколько нам еще идти? - спросила девушка.

- Завтра вы увидите Темьгород, - пообещал Олаф, глядя в ее усталые глаза. - Но пообещайте мне, что не будете принимать поспешных решений.

Летта кивнула и опустила флакончик в карман плаща. Видимо, именно там хранился превратившийся в пыль каменный цветок. Юноша непроизвольно передернулся, лишний раз осознав, какие страшное оружие оказалось в их руках и удивился то ли проницательности, то ли предусмотрительности его создателя - камнежорки, обезопасившей их другим своим даром.

Подхватив оставленные вещи, молодые люди тронулись в путь. Дорога тянулась ровной лентой, в какой-то момент, слившись с выложенным брусчаткой трактом. В этих местах уже можно было встретить случайного прохожего, спешащего по своим делам. И даже, наверное, запряженную повозку. Происшествие с работорговцами, Заоблачный Путь, привал с душком и пещера с останками недоеда казались делом давно минувших дней, почти страшной сказкой. Не верилось, что все это могло произойти в цивилизованной Империи.

Молодые люди шагали, молча, внутренне сосредоточенные на своих мыслях. Но это не отдаляло их, а сближало. Особое родство не нуждается в бессмысленной болтовне или глубокомудрых разговорах. Оно выражается именно в молчании. Когда никто даже не подумает, что за ним прячется неприятие, цинизм и гордость. Когда тебе комфортно и спокойно.

А что Летта разделяет чувства Олафа, он ощущал по свежему запаху родниковой воды, плещущемуся от нее. Она бросала на проводника благодарные взгляды и все прибавляла и прибавляла шаг. Почему-то эта спешка ужасно досаждала юноше. Олаф не жалел ни мгновения, что пошел вслед за Леттой. Что, возможно, потерял работу и жилье. Почему-то впервые за много лет чувство вины, гнавшее его подальше ото всех людей с их бедами реальными и выдуманными, отступило и забылось. И даже дар, так досаждавший всегда юноше, не мешал. Ароматы эмоций внешне бесцветной спутницы были богаты и радовали, как ребенка долгожданная игрушка. Но было невыносимо осознавать, что путь подходит к концу. Что Олаф так и не нашел аргументов для того, чтобы заставить девушку передумать хоронить себя в Темьгороде. Возможно ли, что их просто не было, или она намеренно что-то утаила?