Ян Валетов - Хроники Проклятого Страница 23

– Можно было бы заночевать в гостинице в Эйн-Геди, – сказала Арин, медленно подбирая слова. – Но у нас так не принято… Правда, на субботу многие едут домой. А так – всю неделю мы живем наверху.

– Говори по-английски, – предложил Валентин. Чувствовалось, что фразы, состоящие более чем из трех слов, даются девушке с немалым трудом.

– Нечего, нечего, – вмешался дядя Рувим. – Пусть тренируется! Вот решит поехать на мамину родину, а в языке ни бум-бум… А так, глядишь, и поправит произношение!

Он поддернул пояс брюк, покрутил шеей так, будто бы она затекла, и продолжил, обращаясь к племяннику:

– На самом-то деле мы в гостиницу не едем, чтобы больше успеть. Я тебе вот что скажу: тут на курорт мало похоже. Весна у нас не такая, как в Подмосковье. Хоть и дожди бывают, но тут это не радость, а горе – дороги может смыть и все, что попадется на пути. Да что я говорю… Ты же ущелья видел? Все это пробито водяными потоками. Скажу честно – замерзнуть у тебя не получится. Лучшее время для работы – самое раннее утро и вечер. Но если мотаться туда-сюда, то как попасть наверх на самом рассвете? По тропе?

Он махнул рукой куда-то направо.

– По тропе не набегаешься, а ждать, пока запустят фуникулер – это потерять половину времени, отпущенного на раскопки. Здесь – Иудейская пустыня. Солнцепек, влажность – практически нулевая. Пить надо постоянно, даже в тени, потому что солнечный удар и обезвоживание никто пока не отменял. Работаем мы под навесами, но когда температура под пятьдесят – это спасает плохо.

– Зачем ты его пугаешь? – улыбнулась Арин. – Все не так страшно, Валентин… Наверху есть тень, есть вода…

– Его испугаешь, – проворчал профессор Кац. – Он у нас пуганый! Надо будет тебе фильм показать. Он в таких местах был, где сопли на лету замерзают… А в мире все сбалансировано! Теперь побывает там, где сопли высыхают внутриутробно!

Шагровский попытался представить себе внутриутробно высыхающие сопли, но у него ничего не получилось. Не хватило воображения. Яркие сравнения явно были еще одним дядиным коньком.

Выгрузка привезенного из пикапа заняла почти полчаса.

Когда кабина фуникулера наконец-то пошла вверх, солнце уже начало падать в пустыню: тень от горы побежала к шоссе, накрывая и станцию подъемника, и остатки римского лагеря, хорошо видимые сверху, и хвост Змеиной тропы, начинающейся от подножия Мецады.

Фуникулер двигался быстро. Валентин глядел вниз, наблюдая, как стремительно уменьшается квадратное неуклюжее строение нижней станции. Потом мимо них, обозначив половину пройденного пути, проскочил второй вагончик, и Шагровский повернулся лицом к надвигающейся на него скале. Кабина коснулась приемной площадки, шаркнули металлом по металлу ролики, и двери распахнулись.

Валентин сделал шаг вперед.

Тут, на высоте четырехсот пятидесяти метров над землей, воздух пах иначе. Он был сухим и даже чуточку шершавым при дыхании (сохла слизистая носа, это Шагровский отметил автоматически, сделав первый шаг по площадке).

– С приездом, – сказал дядя Рувим, поправляя на лбу свою шляпу «а-ля Индиана Джонс». – Добро пожаловать в главное убежище Ирода Великого! Крепость Мецада, первый век до нашей эры. Нам налево. Вход там…

Глава 8

С магнитометром работал техник по имени Вадим.

Валентин никак не мог привыкнуть к тому, что здесь буквально каждый второй (а в некоторых местах и каждый первый) или приехал из СССР, или его родители приехали из СССР. Или его прадед с прабабкой приехали из СССР или из дореволюционной России и бережно хранят не только ковер на стене и собрание сочинений Достоевского, но и языковые традиции давно покинутой прародины…

В общем, это облегчало адаптацию в новой стране и новой среде, но, как ехидно заметил Рувим, изрядно мешало абсорбции. Разговоры здесь шли на такой смеси трех языков, что слабонервный филолог, случайно оказавшийся в компании археологов и наемных рабочих экспедиции, мог бы тихо сойти с ума. Когда к русскому слову, стоящему в середине английской, достаточно правильно построенной фразы, приклеивают ивритское окончание множественного числа – это впечатляет! Когда двадцать человек говорят на таком вот птичьем языке и все друг друга прекрасно понимают – филологу есть отчего тронуться мозгами!

Техник Вадим был родом из Белоруссии. Правда, оттуда родители вывезли его в нежном детском возрасте, и технион[49] он заканчивал уже в Хайфе, но русский все еще не забыл, да и забыть его в Хайфе, в кругу общения технической интеллигенции с советскими корнями, труднее, чем выучить. Валентин как-то сразу с ним сошелся – возраст близкий, круг интересов и даже умение исполнить что-то на гитаре…

В результате получилось так, что Шагровский помимо работы землекопа, грузчика, ассистента археолога (название красивое, но вот стоять на четвереньках, работая кисточками и щетками и вдыхая мелкую красную пыль – еще то удовольствие!), стал еще и младшим магнитометристом – такое странное звание присвоил ему дядя Рувим.

Магнитометр был каким-то новым, американским, страшно экспериментальным и не просто был куплен в помощь экспедиции, а проходил полевые испытания после очередного усовершенствования системы сканирования. Будучи гуманитарием по образованию, Шагровский все-таки понимал кое-что в технике. Во всяком случае, с компьютерами, смартфонами и GPS-навигаторами разбирался легко, не на уровне «чайника», а почти как «продвинутый юзер». Но, когда в ответ на вопрос о принципах действия прибора, Вадим, как настоящий технарь, радостно обрушил на Шагровского поток терминов, в котором Валентин понимал едва одно слово из двадцати, стало ясно, что дарование из Хайфы гостя переоценило.

Прибор работал с археологами вот уже третий раз, и американская фирма-производитель постоянно вносила в его конструкцию изменения, облегчающие работу специалистов, но, несмотря на это, никто, кроме Вадика, в показаниях магнитометра ничего не понимал. На экране появлялись цветные пятна (цвет означал плотность облучаемого объекта), каждое из которых могло соответствовать предмету, находящемуся в определенном слое почвы. Потом места, в которых обнаруживались такие плотностные аномалии, сканировались повторно, с изменением диапазона частоты, и если данные об объектах подтверждались вторично, это место раскапывали вручную.

В задачу Валентина входило управление датчиком. Все опять-таки звучало красивее, чем выглядело. В реальности это означало, что Шагровский медленно и печально, осторожно переступая ногами по размеченному квадрату, пер на себе устройство, напоминающее миноискатель, только куда как менее компактное и легкое. Один рюкзак с начинкой весил больше пуда, плюс датчик – тяжелая шайба диаметром сантиметров двадцать пять и толщиной с хороший англо-русский словарь, которую надо было вести на более-менее постоянном расстоянии от земли.