Денис Чекалов - По законам Преисподней Страница 23

Я наотмашь ударил его по лицу, обломком копья.

Волшебник взмахнул рукой, и полетел в пропасть.

Огненная волна накрыла его, и я услышал сдавленный крик. Страж Подземелья понял, что ему придется умереть еще раз.

Время!

То, что мы тратим так безрассудно, и чего нам никогда не вернуть.

Алый рассвет поднимался за плечами Бубновой дамы.

Еще чуть-чуть, – и проклятие Харубея вырвется на свободу.

Я подбежал к другому краю скалы, и заглянул вниз. Черные глаза игуан смотрели на меня из ущелья.

Увидев меня, твари заволновались; они пытались взобраться вверх по скале, их тонкие усы вздрагивали, а из распахнутых ртов тянулись тонкие языки, с жалами на конце.

Целоваться с ними сразу же расхотелось.

А где же моя гондола?

Как я и думал, – никто не стал меня ждать. Тяжелые корзины, покачиваясь, вязко ползли под сводами пещеры. Они двигались медленно, болезненными рывками, – но за то время, пока я развлекался с хобгоблином, успели отплыть уже далеко.

Слишком далеко.

Но это не страшно.

Веревка с крюком снова лежала у меня в рукаве, смотанная и готовая к броску. Она скручивается сама, надо только слегка повести локтем.

Огненный смотрел на меня, вцепившись в края корзины.

Ему не терпелось увидеть, как я пойду на обед двухглавым.

Теперь у меня появился выбор. Гондола рыжего была ко мне ближе всех. Я мог забросить мифриловый крюк туда, – и знал, что не промахнусь. Вот только хобгоблин сразу отцепит «кошку».

Или не сразу.

Сначала подождет, пока я зависну над ущельем двухглавых.

Значит, выберем другую гондолу…

Пары чиаранга уже почти вышли из моей крови. Он быстро действует, сразу же карает за это, – и уходит, не оставив ничего, кроме головной боли, и вкуса меди во рту. Значит, я снова в форме, и готов бросить «кошку».

Я размахнулся.

За краткий миг до того, как крюк вырвался из моей руки, – я понял, что промахнусь. Сперва ты живешь одними победами; потом узнаешь смирение поражений. Ты боишься их, и ненавидишь себя за то, что перестал быть юным, всезнающим и всесильным.

Все мы боги, – пока не поймем обратное.

И наступит день, когда ты научишься любить поражения.

На самом деле, они – все, что у нас есть; победа – лишь краткий миг, а унижение останется с тобой навсегда. И с каждым годом его будет все больше.

Эта мудрость приходит ко всем, рано или поздно.

Сжирает нас, словно самарнийский тарантул, – тянет длинную руку к дню нашей смерти, и тащит его, тащит все ближе к нам.

А потом однажды ты понимаешь, что поражения, – это маленькие кирпичи, из которых, если много работать, и сложится настоящая победа.

Или не сложится.

Мифриловый крюк ударился о край гондолы, бессильно скользнул по нему, – словно ладонь умирающего, – и рухнул в ущелье.

Одна из игуан сразу же заглотнула его; другие набросились, пытаясь отнять добычу. Они шипели, били шипастыми ядовитыми хвостами, и заживо отхватывали от нее кусок за куском, пока не сожрали всю.

Сложно было сказать, в какой момент она умерла.

Я повел рукой, и веревка начала сматываться обратно. Нельзя ускорить действие заклинания; мне оставалось только стоять и смотреть, как гондолы уплывают все дальше.

Или же я мог заглянуть вниз.

Крюк был теперь свободен; но это длилось только долю мгновения. Новая игуана жадно заглотнула его, и остальные стали ее терзать. Это повторялось несколько раз, пока крутилась веревка, – дикое состязание, где победитель обретал смерть.

Все мы сражаемся за то, что в конечном счете нас уничтожит.

Мифриловый крюк чертил вдоль ущелья кровавый след. Добрался до края скалы, и стал подниматься. Одна из игуан повисла на нем, загладывая все глубже. Другие бросались вверх, чтобы впиться в нее, пока не сожрали заживо; и багряный кусок металла застучал по камню.

В последний момент, – исступленным, диким усилием новая игуана прыгнула на него, и заглотила. Долю секунды она висела, болтаясь и взмахивая лапами.

Крюк распахал ее на куски, и ошметки мяса упали на дно ущелья.

«Это же может случиться и с тобой, – ехидно прошептал мне внутренний голос. – Не будь придурком. Останься, и достойно умри, как подобает благородному эльфу».

Я уже почти решил это сделать; но потом вспомнил, что гниющие пятна вокруг шеи не идут к цвету моих глаз.

Поэтому решил попробовать снова.

Раскручивая мифриловый крюк, я понимал, что теперь попасть будет гораздо сложнее. Но были и хорошие стороны: в третий раз позориться не придется.

К тому времени, гондолы уже достигнут другого конца ущелья.

Бросок!

Перед глазами вдруг появилось лицо Франчески, и я понял, что должен остаться в живых.

Эта девчонка заслужила хорошей порки; кто это сделает, если не я?

В яблочко!

Веревка рванула меня, и я полетел вниз. Трехлапая кошка прочно зацепилась за край гондолы. Отсюда я не мог видеть, как растут и множатся холодные стебли, как живой металл растекается по бортам, и жадно буравит их, захватывая все больше пространства.

Но я знал, что все так и есть.

Эльфийская модель, – не то, что дешевые асгардские поделки, которые ломаются сразу, стоит их уронить.

Так же легко распалась и их ледяная империя.

Я перехватил веревку левой рукой, – здесь надо быть осторожным, иначе жужжащий шнур отрежет вам пальцы. Теперь он снова скручивался, прячась в моем рукаве.

Воздух засвистел у меня в ушах.

Земля стремительно приближалась, и тут у меня появилось робкое такое подозрение, что в своем хитроумном плане кого-то я не учел.

А, ну игуан, конечно.

Темные гондолы были уже далеко. Мне пришлось выбрать шнур по-максимуму, – и теперь я не смогу эффектно пролететь над ущельем, как Тарзан над кучей слоновего навоза.

Вместо этого, я грохнусь на дно, – и двухглавые игуаны растерзают меня даже быстрее, чем Огненный маг успеет сказать:

– Гляди, ушастого жрут!

С этим надо было что-то делать.

Неужели я спасся только затем, чтобы покормить зверюшек?

Я расстегнул золотую запонку, на правом рукаве, и по моему телу пронеслось заклятие Тысячи Поцелуев. Тролль знает, кто придумал это название! Скорей похоже, будто в тебя вцепилась армия блох, – причем не обычных, а марниканских, тех, что скрещены с многоножками.

Ни один эльф не носит с собой такое заклятие; это все равно что летать, когда у тебя огонь из задницы хлещет. Какой-нибудь гоблин и может на такое пойти, – но только не дроу!

Но в Пустошах я узнал одну надежную истину, – все пути хороши, если ведут к успеху. А если вас терзают угрызения совести, – значит, вы просто выбрали не ту цель.

Если собрался сделать что-то хорошее, и при этом пришлось испачкать руки, – по локоть в крови невинных, – значит ты с самого начала задумал Гадость, и только себя обманывал.