Крис Хамфрис - Двойник Страница 23

— Во имя Тора! — крикнул он и повернулся к берегу.

Уже отпустив форштевень, Бьорн услышал краем уха громкий приказ; корабль пришел в движение, но мысли были заняты прыжком. Здесь невысоко, всего два человеческих роста; приходилось прыгать с деревьев и повыше. Бьорн знал, как согнуть колени, чтобы правильно распределить удар. Сейчас он ловко приземлится, тут же пружинисто встанет и сделает первый шаг. Уже на лету Бьорн представлял себе эту картину и заранее надувался от гордости. Он положит начало неслыханному вторжению в Англию!

Но под ногами не оказалось тверди, а ходить по воде, насколько Бьорн слышал, умел только Христос. Он же погрузился под нее и проваливался все глубже, пока наконец не коснулся дна. Яростно работая конечностями, юноша вынырнул на поверхность, задыхаясь и отплевываясь. Боевой клич забрал весь воздух из его легких.

Вытряхнув воду из ушей, Бьорн различил рокот голосов. Команда выстроилась вдоль борта, правые гребцы забрались на скамьи, чтобы лучше видеть. И все смеялись, просто помирали от хохота. Весла снова подняты — в последний раз их опустили по приказу отца, чтобы отойти от берега. Вот что он слышал перед прыжком!

Торкель склонился над водой, пряча в бороде широкую ухмылку:

— Скажи-ка, Медвежонок, разве я не учил тебя плавать?

ГЛАВА 10

БЕРСЕРК

Братья сидели рядом, окруженные другими воинами с Харейда, все как один невредимые, мучимые похмельем и страшно злые.

Бьорн страдал меньше остальных: когда город выслал завоевателям дань, ему как самому младшему достались лишь остатки пива и меда. Тем больше он досадовал. Братья, по крайней мере, имели опыт сражений; отец и раньше брал их с собой в набеги. А что, если вчерашняя битва окажется единственной в его жизни? Харальд Хардрада держал людей Торкеля в резерве, так и не вступившем в битву: англичане потерпели поражение слишком быстро. Поэтому, достигнув поля боя, бригада обнаружила только трупы, с которых уже содрали все, что представляло хоть какую-то ценность. Ни мечей с топорами и копьями, ни шлемов, ни застежек. Разве что пара тряпок; но и они были не лучше одежды Бьорна, успевшей истрепаться за время путешествия.

Вот уже четыре дня воины стояли лагерем под Йорком, недалеко от места сражения, в то время как его представители торговались с северным королем об условиях сдачи. Харальд запретил грабить город, отведя ему роль столицы своих будущих владений, а значит, дружинникам Гримсона опять ничего не достанется. Все эти дни они угрюмо наблюдали, как счастливчики из других отрядов щеголяют в тонком английском сукне и хвастаются друг перед другом украшениями для жен и невест. Соратники Бьорна все больше падали духом и пили без всякой меры. Они чувствовали себя куропатками среди орлов.

— Чем занят отец?

Большой Торольф уже трижды задавал этот вопрос; память у него короче, чем у селедки.

Бьорн вздохнул.

— Вместе с другими ярлами[3] сопровождает короля на переговорах. Горожане шлют нам пленников и выкуп.

— Надеюсь, не забудут положить баранины и меда.

Ингвар попытался выжать из меха последнюю каплю и с досадой отшвырнул его прочь.

— Мне уже все равно, что пить. Во рту будто овцы паслись! — простонал он и повалился наземь, прижав ладонь ко лбу. — Бьорн, будь хорошим мальчиком, принеси брату речной водицы.

— Отец велел ждать здесь. — Эйрик, старший сын Торкеля, остановил Бьорна, вскочившего на ноги. — Значит, здесь мы и останемся.

— Ну пожалуйста, — взмолился Бьорн. — Река за холмом, я только наполню мехи и вернусь — лошадь не успеет хвостом махнуть!

Эйрик облизал пересохшие губы. Он выпил не меньше других, а может, и больше — по праву старшинства.

— Тогда беги, парень, но поторопись. А то я тебе задам! — Он показал кулак.

— Если догонишь!

Бьорн со смехом увернулся от затрещины, Эйрик выругался и снова лег.

Юноша прикинул, как лучше добраться до реки. По дну пересохшей канавы проходила бугристая тропа, перегороженная ногами отдыхающих воинов. Не самая короткая дорога к берегу, но это лучше, чем перепрыгивать через распростертые тела. На викинга не стоит наступать, даже если тот в добром расположении духа. А уж в день, когда сентябрьское солнце печет вовсю, а пиво давно закончилось, это смерти подобно!

И все же Бьорн без колебаний выбрал второй путь. Он тут же споткнулся о Торольфа и неуклюже рухнул на него всем телом. Великан разразился проклятьями. Он хотел спихнуть с себя брата, но, невольно проследив за застывшим взглядом Бьорна, смолк на полуслове.

По узкой каменистой тропе, прихрамывая и волоча ступню, ковылял старик. Словно по волшебству, проход перед ним освобождался. Бьорн слыхал о магах, по велению которых расступались воды. Видимо, калека имел схожую власть: завидев его, воины поспешно отдергивали ноги и долго потом не решались вытянуть их снова.

— Сделайте вид, что спите, — шепнул Эйрик.

Братья дружно закрыли глаза и засопели, хотя Бьорн так и не слез с Торольфа.

Они не видели старика, но звуки выдавали его. Парализованная нога волочилась по земле, здоровая судорожными толчками бросала тело вперед. Он опирался на кривое топорище, покрытое сотнями насечек; дерево то шлепало по мокрой грязи, то царапало сухую землю. Воздух клокотал в груди хромого; должно быть, жестоко переломанные кости плохо срослись. Его появление сопровождал опасливый шепот.

Дома, на Харейде, искалеченный викинг покидал свою пещеру в утесах лишь дважды в год, когда заканчивались припасы. Его всегда снабжали едой, не требуя платы. Если он забирал овцу, хозяева считали, что принесли жертву богам; обглоданные кости тревожил потом только ветер. Собаки скулили и поджимали хвост, а матери выбегали на улицу, чтобы скорее спрятать плачущих малышей; самые отважные воины скрывались в своих домах, сжимая христианский крест или молот Тора и бормоча охранные заклинания, — все знали, кто идет. Если дети не слушались или плохо засыпали, их пугали именем старика, и не было угрозы страшнее.

«Спи, дитя, — приговаривали женщины, — а не то Черный Ульф заберет тебя в скалы».

Шарканье и клекот слышались все яснее. Бьорн еле дышал. Наверное, он уже сломал Торольфу лодыжки. Оба страдали, но не смели шелохнуться.

Ближе, ближе… И вот калека поравнялся с братьями. Они затаили дыхание, молясь про себя — двое Белому Христу, двое Тору, — чтобы Черный Ульф прошел мимо.

Все смолкло, только воздух со свистом вырывался из груди старого викинга. Бьорн мечтал об одном: снова услышать шорох шагов. Но вместо этого раздался голос, подобного которому он никогда прежде не слыхал: