Ник Перумов - Алиедора Страница 24

Алиедора поёжилась. Воевать дольинцы умели – не зря же столько лет сдерживают повелителей нежити, кошмарных некромантов, с редкостным упорством засылающих на западный берег широкого Сиххота новые и новые отряды боевых зомби. Об этом Алиедора наслушалась, будучи воспитанницей в Деркооре; видела сама, как, отвечая на призыв короля, сенор Деррано собирал собственных вассалов отбивать очередную вылазку мертвяков и как потом рыцари возвращались, хвастаясь жуткими трофеями – отрубленными головами зомбяков, долго жившими и ворочавшими глазами в стеклянных банках, куда их устраивал мэтр Бравикус; помнила причудливое оружие, всё в каких-то нелепых крюках и остриях, что тоже привозили гордые победою рыцари… Нет, Долье было сильным врагом, его воины – опытными и бывалыми.

В половине дневного перехода от Деркоора меодорцы настигли врага, или, вернее сказать, несостоявшийся свёкор Алиедоры наконец перестал убегать.

Меодорские полки развернулись широко, обойдя дольинцев с разных сторон и, похоже, ничуть не сомневаясь в победе. В их рядах бесперечь трубили рога, туда-сюда носились разряженные герольды, и достойные рыцари то и дело выезжали из шеренг, чтобы лишний раз бросить в лица гнусным дерранцам какое-нибудь особенно хлёсткое сравнение их матушек с различными домашними и дикими животными, равно как и предпочитаемые ими способы интимных отношений.

Алиедоре хватило сообразительности не лезть в королевский лагерь, выдавая себя за какого-нибудь заблудившегося оруженосца. Собственно, она не слишком понимала, что и как собирается делать в грядущем сражении. Наверное, смотреть и ждать. Чего? Семь Зверей подскажут.

Кажется, на сей раз они попались.

В животе у благородного дона Дигвила Деррано прочно засел мерзкий ледяной комок, зубы судорожно сжались, челюсти закаменели. А всё отец, старый болван, выживший из ума, до последнего отказывавшийся бросить пленников! Всё про убытки толковал – какие уж теперь убытки, ноги б унести!

– Что, сынок, штаны намочил? – Отец обладал поразительной способностью появляться там, где и когда не надо. – Решил, старик Деррано из ума выжил, пора бы ему и на боковую, к Зверям, если уж до Ома Прокреатора не дотянет? А? Ну, думал так, щенок, признавайся? В глаза мне смотри!

Дигвил не опустил взгляда, но только Семь Зверей знают, чего это ему стоило.

– Б-батюшка… да разве посмел бы я…

– Что зенки не отводишь – молодец, – фыркнул сенор. – А что врёшь – плохо. Отцу родному врать не моги! Всем должно казаться, что мы в ловушке, что выхода нет – верно?

– Так ведь и вправду нет, отец, – попытался возразить Дигвил.

– Умом в нашей семье расслаблен всегда был один Байгли! – рявкнул старший Деррано. – Не заставляй меня поверить, что и ты такой же. Неужто я бы не приказал телеги бросить, а полон перебить, кабы и впрямь Рыжую Бороду испугался?

– Но они ж окружили нас, батюшка…

– Окружили. Потому что такой приказ дал нам наш король. Его величество Семмер, владетель Долье.

– Ух! – не сдержался Дигвил. В животе стало куда легче.

– То-то, что «ух»… плохо, видать, тебя учил. Значит, так – встанешь на правое крыло и будешь держаться, покуда я трижды в рог не протрублю…

…Огромный гайто смирно стоял в густом подлеске, совершенно по-человечески вздыхая, словно скорбя о готовой вот-вот пролиться крови. Алиедора укрылась в непролазной чаще на склоне холма; впереди, на широком поле строились полки, развевались многоцветные прапоры и трубили рога. Дерранцы сжались плотным клубком, вновь загородившись, где могли, телегами и укрыв за ними копейщиков.

Ну, начинайте же! – сгорала от нетерпения Алиедора, глядя на блестящее воинство Меодора, на сверкающие доспехи и гордо реющие штандарты. Чего тянуть?! Опрокинуть этих дерранцев, в землю их втоптать, так, чтобы и макушек не видать стало!

И его величество король Хабсбрад её словно бы услыхал. Высоко-высоко взлетел наполненный горячим дымом сигнальный шар с развевающимся под ним алым прапорцем, где на врага кидался в вечной ярости золотистый саблезуб Меодора.

Шар поплыл над полем, которому ещё только предстояло сделаться смертным, над островерхими шлемами и пиками дольинской пехоты, над составленными вместе телегами, над шатрами, распахнувшими крылья пологов, над жёлтыми рощами; он поднимался всё выше, этот шар, а сильный ветер нёс его прочь, на север, к пограничной Долье.

В меодорских полках сыграли атаку – хриплым и нестройным хором множества рогов. Одна за другой конные сотни трогались с места – сперва шагом, постепенно всё убыстряясь и убыстряясь.

Восторг сдавил Алиедоре горло, она не замечала, как прижала к подбородку кулачки.

Вот спустили тетивы конные стрелки; вот, доскакав, спешились арбалетчики, спеша составить стену щитов, из-под прикрытия которой их товарищи станут поражать стан дерранцев; с гиком и воплями бежали меодорские пешцы, не иначе как его величество пообещал им долю добычи, когда станут грабить дольинский лагерь.

Вот рыцари, начав атаку шагом, пришпоривают коней, нагибают копья; рядом с ними, чуть отставая, бежит пехота. Сейчас они сломают хребет наконец-то попавшему в ловушку зверю, сейчас, сейчас-сейчас…

Дерранские полки не дрогнули при виде скачущих на них блистающих рядов лучшей рыцарской конницы Меодора. У них тоже имелись и лучники, и арбалетчики, и они, похоже, решили дорого продать свои жизни. Отнюдь не бросив оружие, на что надеялась Алиедора, они как могли быстро тянули тетивы и перезаряжали самострелы.

– Ох, ох, ох, – быстро-быстро зашептала доньята, видя, как стали падать поражённые стрелами рыцари в первых рядах меодорского войска. Но расстояние быстро сокращалось, и, конечно же, стрелы не могли остановить порыв воинов Хабсбрада.

Когда разделяющее противников пространство почти исчезло под массой людей и гайто, дерранцы бросились навстречу, опустив копья.

Треск и грохот сшибшихся рыцарских лавин, кто-то летит из седла, нелепо раскинув руки, кому-то остриё пики сносит шлем вместе с головой, кому-то раскалывает щит, а кто-то, напротив, изловчившись, этим самым щитом сметает с седла неосторожного противника…

В разрывах рыцарского строя меодорская пехота полезла было на окружавшие стан телеги; защищавшиеся отбивались длинными пиками, в упор разряжали самострелы, в ход скоро пошли мечи и топоры.

Алиедора замерла, не в силах отвернуться, не в силах упустить хотя бы миг разворачивавшейся перед нею кровавой вакханалии.

Мы победим, мы не можем не победить!

Потом она доберётся до замка Деррано, она отомстит – и вернётся домой. Брат Карел, новый сенор Венти, окончательно примет замок под свою руку, матушка, как и прежде, станет вести дом, стараясь сжиться с утратой, не падать духом, ведь ещё надо женить и выдать замуж младших… и она, Алиедора Венти, – Венти, а никакая не Деррано! – займёт там достойное место. А потом… потом она встретит Его, настоящего, что въедет в ворота их замка на снежно-белом гайто.