Александр Хомяков - Весенние заморозки (СИ) Страница 24

-Это поможет тебе, - загадочно произнес он. - первое время.

Уверенно и неуклонно движется вперед войско, устлавшее бесчисленностью равнину. Рыцарская конница в красно-оранжевых плащах и сюрко, с отливающими золотом щитами и алыми вымпелами на пиках, устремленных в чужое небо; всадники с секирами в рогатых шлемах и коротких кольчугах с нагрудными пластинами из темной стали, с медвежьими шкурами на плечах; тьмы пехоты: копейщики в чешуе, мечники в латах, много отрядов с секирами и булавами в тех же рогатых шлемах и медвежьих шкурах, арбалетчики в легкой броне. Пыль дыбом стоит позади воинства, под неярким весенним солнцем. Дорога ведет их в холмы.

Из холмов навстречу войску выходит большой отряд. Серо-коричневые одежды меркнут перед пестротой противника, простые копья увечны на фоне стальных пик, кожаные панцири ничтожны против блестящих лат, числом же теряются они на берегу океана врагов. Но сияют под апрельским солнцем светлые гривы волос, сколотые на затылках, гордыми складками лежат на могучих плечах серые плащи, над правым плечом каждого воина торчит рукоять полуторного меча, удерживаемого скобой на спине кожаного панциря. На левой руке каждого - длинный каплевидный щит. Смотрит со щитов, отлитая барельефом из серой стали, клыкастая волчья морда.

Мало их, но останавливает свое шествие гордое воинство, завидев врага. Неслышный шепот проходит над рядами разноодетых и разновооруженных воинов, и одно слово в том беззвучном шепоте: 'фаланга'. Ужас оно вселяет в сердца врагов.

Еще два отряда выходят из холмов, справа и слева от первого. Войско на равнине все мешкает, а тем временем между отрядами фаланги вперед выбегают легковооруженные воины с луками в рост человека, и со скоростью невероятной посылают одну за другой во врага стрелы, трехфутовые стрелы со стальными наконечниками. Ни один доспех не выдержит удара такой стрелы. Падают первые в рядах пестрого воинства. И еще. И еще.

Вдруг - или наконец - вырывается вперед на вороном коне человек, одетый как полководец. Наводит он порядок в своих рядах. Смыкают щиты мечники, прикрывая копейщиков. Отходят на фланги отряды в рогатых шкурах, конные и пешие. Опускают копья рыцари. Арбалетчики дают ответный залп. Приходит в движение войско.

Вот и с другой стороны, из холмов, выезжает полководец. Не видно его лица, но одет он так же просто, как и все прочие воины. Только одно отличие: не кожаный, бронзовый панцирь на нем. Дает он знак: смыкает щиты фаланга, выставляя вперед копья. Еще один знак, и все три отряда слитно делают шаг вперед.

Чернота поплыла перед его глазами, но он устоял на ногах. То, что он видел, было не пророчеством, а видением. Битва происходила сейчас, ему даже казалось, что он узнал место - Гирисскую равнину и холмы Эверин. Все Старшие обладали способностью видеть сквозь расстояние и время. Но в нем, как и в большинстве из них, пророческий дар давал себя знать не больше двух-трех раз за всю жизнь.

Он обернулся и наконец заметил ее, стоящую на краю поляны. Они застыли, не зная, кому первым бежать навстречу, и стояли так долго. Мгновенья летели мимо, кружась в мягком ветерке, прилетевшем с моря. В танце их мелькал неумолимый лик судьбы. С наивной радостью шумели листья в кронах деревьев. И все это длилось дольше, чем казалось, но не дольше, чем надо. А потом они сорвались.

Кружа ее, он пытался ее целовать. Она же, повиснув на его шее, откинула голову назад и закрыла глаза. Кружение было танцем, которому нет имени. Он вдыхал ее запах, и легкие разрывались, требуя еще и еще; он смотрел на нее, а глаза его рвались из орбит, стремясь поглотить ее целиком; руки сжали ее талию с такой силой, что она вскрикнула - но в этом крике было больше наслаждения, чем боли, и он не ослабил объятие, ибо слух его упивался звуком ее голоса. Наконец он поймал ее губы и почувствовал, как разум покидает их обоих, уступая место тому необъяснимому, что лежит за пределами счастья. Его голова закружилась, подкосив ноги и бросив их на травяной ковер поляны.

-Я рад вашему счастью, дети мои, - донесся сквозь пелену, скрывшую от них мир, голос Верховного прорицателя. - Ваша судьба - быть вместе, и только вместе. Хорошо, что при этом вы еще и счастливы.

Что-то в его голосе было не так, они почувствовали это одновременно. Но исчез внезапно, как и появился, Верховный прорицатель, и взгляды их, сияющие общим светом, нашли лишь друг друга. И они опять забыли обо всем.

Они встали с земли; она отряхнулась от лесного сора и отряхнула его. Потом, миновав башню, они спустились к морю. Он знал здесь одну рощицу вековых сосен, приклеившуюся между скалами на утесе, под которым бурлил океан; она знала ее даже лучше, так как выросла в замке. Он сел прямо на подстилку из чуть влажноватой бурой хвои, посадил ее себе на колени.

-Ты - моя судьба, - сказал он.

-А ты - моя судьба, - отозвалась она. И они, в отличие от многих других, во все времена произносивших похожие слова, знали, что говорили. И больше не добавили ничего, ведь слова эти были началом и концом, а в середине было лишь счастье, чувство друг друга и полной завершенности.

Когда у него затекли ноги, он встал и ее поднял тоже. Отстегнул меч и положил его на хвою, на край утеса. Взял ее за руку.

Ледяная вода вцепилась в них своими когтями, затягивая в глубину. Но несколько уверенных гребков вытолкали их на поверхность. Холод не давал остановиться, пока они не вышли на маленький каменистый пляж, а там ветер с океана обжег их сквозь промокшую одежду. Они бегом бросились наверх, обратно в рощу. Он с трудом развел костер; развесив одежду на ветках над костром, они грелись, искоса поглядывая друг на друга сквозь синеватый дым и вспоминая этот безумный прыжок через меч и с утеса в океан. Последнее они добавили сами к этому самому древнему и неизменному в веках свадебному ритуалу своего народа. Ледяная вода, холод и дрожь были нужны им, чтобы почувствовать перемену в своей жизни кожей, чтобы в сжигавшую их страсть добавилось нечто большее, более долговечное.

-Ты же с дороги! - вдруг ужаснулся он, подчиняясь этому новому, долговечному, в чем была и забота, и страсть, и много других чувств, единому, что поглощало его почти целиком, то, чему он поклялся полтора года назад никогда не быть судьей и предателем. - Наверное, голодна, как волк?

-Голодна, - она коварно подмигнула ему над костром, дым над которым служил ей единственной одеждой. - но есть не хочу.

И больше до вечера он не задавал ей никаких вопросов.

А потом, когда усталость взяла над ними верх, и она уснула, беззвучная битва перевалила за свой пик. Давно отбросили воины фаланги свои окровавленные копья, отбросили и изрубленные щиты. Каждый сам врубался в бесконечные ряды врагов, вращая мечом-бастардом и принимая удары на обернутую серым плащом левую руку, пожиная жатву войны и в конце концов сам становясь жатвой. Все больше воинов в кожаных доспехах оканчивало свой путь сквозь отряды врагов. Рубился с пятью рыцарями в алом полководец в бронзовом панцире, далеко впереди своего войска. А на флангах подходили уже отряды пеших с булавами, и рогатые всадники в медвежьих шкурах настигали в холмах легковооруженных лучников и проламывали им черепа своими короткими секирами.