Goblins - Свартхевди - северянин Страница 24

Жаль только — посмертно, попасть живому в царство Хель еще, говорят, можно, но вот выбраться обратно — уже нет. Да и богам немногим подобное под силу — лишь Отец Битв, да Хермод-вестник бывали в Хелльхейме и смогли выйти оттуда.

А вдруг это Етунхейм? Вот будет мне потеха, когда окажется, что я брожу на подступах к самому Железному Лесу, и никого не встретил тут только потому, что даже Етуны боятся и уважают старую, как сам мир, его хозяйку — древнюю и страшную ведьму Ангрбоду?

Так, если вооооон у того дерева, что вроде виднеется в прорехе тумана, будут железные ствол, ветви либо же листья — лучше мне на нем и повеситься, на опояске от штанов. Ибо лучше попасть в Нифльхейм, на вечное поселение, чем стать игрушкой Ангрбоды, жуткой матери Фенрира. А лучше броситься на меч, что до сих пор находится в мешке, ибо висельником быть плохо.

Хм, дерево как дерево.

Не сказать, что красивое, но уж точно, не железное.

Мертвое и давно засохшее, без листьев (что понятно, на болотах такому не жить), корявое весьма. Почерневшие, словно скрюченные от невыносимой муки ветви увиты косматыми грязно-бурыми прядями висячего мха, свисающего кое-где до самой земли, а на голом стволе сгнила и отвалилась вся кора.

Чего это мне про железный лес и его ужасную хозяйку блазнится — наверное, с голодухи? Сколько я уже не жрамши? Судя по тому, что резь в желудке заметно притупилась, но еще не исчезла — дня четыре. Это не беда — есть ремень, сварю его, коли совсем невмоготу будет. Ну и грибочки эти еще… А что, сготовлю-ка я их сейчас, чего темноты дожидаться?

Я подошел к дереву поближе, и принялся собирать хворост и сучья, отпавшие с него — собрал почти все — варить такое блюдо, как поганки, придется долго. Развел костерок поодаль от дерева, набрал воды из ближайшей лужи, уже привычно процедив ее сквозь кусок ткани, и снова отправился за дровами.

Вытягивая длинную валежину, висящую на одних нитях мха, краем глаза замечаю движение сбоку, и тут же отпрыгиваю назад — секира при мне, и из-за пояса достать ее недолго.

Внимательно оглядываюсь, еще раз осматриваю вполне безобидную сушину — ничего.

Мерещится уже, с голоду, наверное.

А ведь дома, бывало, выделывался по молодости — не хочу того, не хочу сего… Сейчас бы я и от ячменного вареного зерна не отказался, которым кормят, свиней, пленных из тех, что попроще, и плохих рабов…

Снова замечаю движение — на сей раз я смог различить его причину.

Длинная прядь мха, колыхнулась едва заметно, и снова застыла. А ведь ветерок я бы почувствовал! Осторожно дотрагиваюсь до этого клока рукоятью секиры… И прядь сразу ее обвивает, да следом и весь остальной покров зашевелился. Нет уж, хватит мне, пожалуй, дров — чтобы освободить секиру потребовалось приложить определенные усилия, а обвившие ее рукоять пряди этой дряни явно сопротивляются. Мало того — оно тянется к моей руке!

Дергаю со всех сил, и плеть рвется, оставив хороший пук нитей, обвившихся вокруг древка, а вся остальная пакость, что успешно притворялась безобидным мхом, заполоскалась в воздухе, силясь добраться до меня.

А вот хрен тебе, не достанешь!

Я, пятясь, отходил от дерева все дальше и дальше, пока не почувствовал острую боль в руке — одна из нитей все-таки добралась до пальцев, и наградила чувствительным ожогом. В бешенстве, я сапогом счистил куски ползучей гадости в костер — и с мстительным удовлетворением понаблюдал, как оно корчится в пламени.

Да что ж это такое? Мне теперь и растений избегать? Каждый куст, куда гадить присяду, на наличие зубов проверять? А то, глядишь, откусит, чего не следует!

Про такое мне Хильда не рассказывала. Хотя, чего на свете не бывает…

Так, а это еще что такое? Утром же чистил секиру, а она уже пошла ржавчиной, да густо-то как! И рукоять какая-то склизкая стала, непорядок. Да и трофейный меч, извлеченный из мешка, тоже оказался весь в веснушках, тоже ухода требует. Надо снова заниматься оружием. Как учил батя: сам можешь сидеть в лохмотьях и голодный, но оружие обиходь, иначе не карл ты, и не бонд даже получишься, а самый натуральный грязный трэль, и место тебе не на руме шнеккера, а с вилами в хлеву.

А ничего на вкус оказались грибки! Даже после полутора часов отваривания, и превратившись в однородную бурую массу, которую побрезговали бы жрать даже свиньи. Сейчас же мерзкое варево показалось мне пищей богов, которую я умял всю, прождав после первой ложки более часа (это чтобы травануться не слишком сильно, и был бы шанс выжить, почистив желудок).

И отправился в путь — ночевать рядом с этим деревцем не хотелось.

А жизнь то налаживается! Тем более, похоже, местность становится не такой топкой. Нет, под ногами по-прежнему хлюпает и чавкает, но уже не проваливаюсь по колени, а то и по пояс — просто сыро.

И грибочки, опять же попадаются.

Деревья, подобные тому, со жгучим мхом, правда, попадаются тоже. Да все чаще. Это, с одной стороны, радует — желание покинуть ненавистные топи за последние несколько дней стало моей мечтой. А с другой стороны не радует, потому как в таком вот «лесочке» могут встретиться твари и пострашнее этого неуместно бодрого и подвижного мха. Однако, пожалуй, лучше встречусь с ними, чем подохну от голода в топях. Позорная смерть все-таки.

А тем временем, дело к вечеру — пора устраиваться на ночлег. Укрытий поблизости никаких, нору копать лениво, под сень деревьев, увитых жгучими волосьями, тоже желания забираться не было, так что, просто собрать хвороста, да сварить еще грибов следует. Ну и баиньки, чтобы утром снова в путь.

Костерок весело потрескивает, грибочки в котелке булькают — все, в общем, неплохо.

Я, кстати, изучил свою пищу повнимательнее: а ведь ценная, на самом деле, штука. Выглядят грибки противно, на вкус ни сколько не хуже, чем на вид, но, как подозреваю, ой как много чего из них можно приготовить. Судя по пряному, чуть кисловатому привкусу — это дальний родственник того гриба, из которого Хильда варила особые снадобья. Да, да, те самые, для ульфхеднаров или берсерков. Воинов, принявших Дух Зверя.

Как известно, Дух Зверя (я не о том духе, что возникает, если очень долго не мыться и не менять одежду) можно вызвать в себе несколькими способами. Первый — родиться с ним. Жрецы владык Севера видят подобное в ребенке, и начинают обучать с малолетства, как пробуждать, как контролировать и сдерживать, как побеждать зверя в себе. Таких мало, не каждый заслуживает редкий дар Асов, и не каждый способен его использовать. Отведав крови в первом бою, одаренный и обученный дренг окончательно пробудит Дух Зверя, и, если сможет его обуздать — получит почет и уважение, ибо все воины-звери рано или поздно окажутся в свите Одноглазого Копейщика. В бою же Дух Зверя даст своему обладателю невиданную силу (берсерку) или злую хитрость и скорость (ульфхеднару). Чувства звериные острее человечьих, принявшим Зверя неведомы страх и сомнения, а движет им лишь божественная ярость и голод до битвы, и невероятно сложно поразить такого бойца — кожа его становится подобна лучшей броне, а полученные раны начинают затягиваться тотчас. Такие бойцы очень ценятся ярлами и конунгами, ибо в бою стоят десятков обычных воинов, однако ж, обращаться с ними следует осторожно, так как в гневе такие люди себя не помнят, и могут натворить дел. А заводятся, надо сказать, с полпинка. Что поделать — особенности характера…