Джеймс Блэйлок - Исчезающий гном Страница 24

Тощий волшебник стоял перед дверью, скрестив на груди руки, в развевающихся по ветру темных одеждах, а вокруг него кружился снег. Черная поверхность двери начала медленно бледнеть и словно бы замерцала, как будто на нее направили постепенно усиливающийся свет. Сквозь прозрачную дымку на том месте, где она была, виднелись голубое летнее небо и зеленая трава. В проеме показалась изумленная корова, которая посмотрела на волшебника с прямо-таки написанным на морде недоумением.

– Пора! – крикнул Твикенгем. – Поторопитесь.

Четверо путешественников сошли гуськом по доске на промерзший склон горы.

«Удачи, парни», – были последние слова, которые услышал Джонатан от Твикенгема. Его собственное «до свидания» было унесено ветром, который был пронизывающим и острым, как сосулька. Матерчатая куртка Джонатана, если судить по той пользе, которую она приносила, могла бы с тем же успехом быть рыболовной сетью. Но через несколько секунд все пятеро, согнувшись, прошли в дверной проем и столпились вокруг ошеломленной коровы. Сзади все еще падал снег, и огромные хлопья, пролетев внутрь, опускались на траву луга, на котором они стояли. Проем в скале постепенно поблек, словно направленный на него свет медленно выключился. Воздушный корабль Твикенгема был длинной тенью с крыльями летучей мыши на фоне летящего снега; на глазах у путешественников он неспешно поднялся в воздух и исчез. Ветер прекратил свои завывания, снег перестал лететь в лицо, и Джонатан осознал, что стоит перед железной дверью, врезанной в травянистый склон холма. Вокруг вновь вступило в свои права лето, а самые близкие горы едва виднелись на затянутом голубой дымкой горизонте.

Они стояли посреди пастбища, по щиколотку в клевере, и окружающий воздух был густым от сладковатого запаха круглых пурпурных цветов. Мимо тяжеловесной поступью двигалась дюжина крупных лохматых коров, они жевали траву, вырывая ее из земли огромными пучками, и почти не обращали внимания на путешественников. Открывшаяся дверь и проникший в нее за какое-то мгновение ветер со снегом привели животных в замешательство. То, что дверь внезапно закрылась, положило ему конец. Джонатан восхитился такой невозмутимостью, таким спокойным восприятием необъяснимых или невозможных событий. Он ни за что не смог бы относиться к вещам так философски, как корова.

Однако с дверью у него все получалось довольно неплохо. Его не особенно беспокоило то, что она в некотором смысле была чем-то невозможным – у него уже начало развиваться непринужденное отношение к подобным вещам. Что его беспокоило, так это внезапное осознание того факта, что, после того как они найдут Сквайра и захотят вернуться, им скорее всего будет не так-то легко спуститься с этих невероятных высот в Белых Горах. По сути, он не уделял этой проблеме и половины того внимания, которого она заслуживала. Кроме того, он знал, что, вполне возможно и даже вероятно, они так никогда и не найдут Сквайра.

Пока члены экспедиции снимали с себя куртки, укладывали их в рюкзаки и спускались по коровьей тропе вдоль пастбища, Джонатан расспросил Майлза обо всем этом.

– Что будет теперь делать Твикенгем?

– У него есть свои планы.

– А мы договорились о какой-нибудь встрече? – поинтересовался Джонатан. – Как долго он будет ждать, прежде чем вернется к двери, чтобы забрать нас?

– Я не думаю, что он сделает что-либо подобное. Скорее всего он проведет несколько недель на реке.

– На реке! – воскликнул Профессор, который уловил, к чему клонит Джонатан. – А как, скажи на милость, мы должны отсюда выбираться? В Белых Горах мы замерзнем и превратимся в сосульки.

– Мы пойдем обратно не через Белые Горы, – объяснил Майлз, обходя край лужицы, которая разлилась по участку тропы. В ней было полно жаб, которые с плеском выпрыгивали у них из-под ног.

– Вот в этом уже больше смысла, – одобрил Профессор.

– Не так много, как может показаться, – продолжил Майлз. – Видите ли, после того как мы найдем Сквайра, двери здесь уже не будет.

– А куда она отправится? – шутливо поинтересовался Гамп. – На побережье?

– Возможно, – ответил Майлз. – Дверь, похоже, имеет какое-то отношение к четырем временам года, хотя никто не знает, какое именно. Нам повезло, что мы прошли сквозь нее сейчас. А не то пришлось бы ждать летнего солнцестояния и шанса, что появится северная дверь. А она, знаете ли, может и не появиться.

– «Может не появиться»! – Джонатан начинал волноваться. – Ну это уж слишком. Я не уверен, что нам повезло, когда мы прошли через нее. Как, черт возьми, мы выберемся обратно?

Майлз улыбнулся:

– Мы найдем шар.

– Мне только что пришло в голову, – возразил Джонатан, – что, возможно, Сквайр просто проскочил обратно через ту же самую дверь, через которую он попал сюда. Может, он как раз сейчас сидит в Меркл-Холле и ест клубнику со сливками.

– Может быть, – отозвался Майлз. – Но я так не думаю. Если я правильно понимаю, как действует шар Ламбога, ему пришлось бы немного подождать. А даже если и нет, нам все равно нужно еще кое-что сделать. Я говорил вам еще в Высокой Башне, что все это не так-то просто и нас ждут неприятности.

– По-моему, говорил, – подтвердил Джонатан, внезапно жалея о том, что начал жаловаться. Он никогда не одобрял людей, которые плакались о своей судьбе, а тут сам начал вести себя как нытик.

Тропа прошла, извиваясь, через дубовую рощу, вновь вышла на пастбище, а затем опять скрылась в лесу. Косые лучи солнца проникали между ветками, покрывая землю пятнышками света. Почти в самом начале пути друзья прошли мимо двух домиков, а потом на протяжении доброй мили им не попадалось никакого жилья. Наконец их тропа вышла на другую, которая была уже больше похожа на дорогу и вилась по берегу довольно крупной реки. Ближе к ночи они набрели на небольшую деревушку, где поужинали в относительно приличном трактире.

Джонатан весь день рассеянно удивлялся тому, что на бэламнийских дубах растут точно такие же желуди, как и на дубах в долине реки Ориэль. Он смутно подозревал, что жители Бэламнии будут какими-то не от мира сего, что они будут ходить на руках или у них будут поросячьи пятачки вместо носа. Но оказалось, что жители Бэламнии с виду почти такие же, как те люди, которых он привык видеть. По сути, во всей Бэламнии не было ничего особо магического. Она была очень похожа на любое другое место.

Когда они сели за стол в трактире, первая мысль, пришедшая в голову Джонатану, имела отношение к природе бэламнийского эля. Было бы трагедией, если бы оказалось, что эль здесь еще даже не изобрели или то, что принимают тут за эль, не более чем болотная вода с растворенной в ней грязью или забродивший лук. Эль, однако, был настоящим – он назывался «Старая Амброзия», – и, более того, его подавали холодным, что было приятным сюрпризом в теплый летний вечер.